Весь Пол Андерсон в одном томе. Компиляция
Шрифт:
— Если уж я пожелал бы разбогатеть, то предпочел бы надеяться на геологическую разведку, — добавил Холидэй.
— И долго ты еще собираешься тратить все свое свободное время, шляясь по Фобосу со счетчиком Гейгера? — вставил Ямагата. — Тут же ни черта нет, кроме железа и камня.
— У меня на этот счет свое мнение, — не задумываясь ответил Холидэй.
— На этой забытой богом планетке каждому нужно хоть какое-нибудь увлечение, — провозгласил Раманович. — Я бы, может, и сам не прочь попробовать заполучить эти блестяшки, просто ради остроты ощущений…
Он запнулся, уловив в глазах Грегга хищный огонь.
—
«Джейн» входила в зону посадки — скорость ее движения по заранее вычисленной орбите почти совпадала со скоростью движения Фобоса. Почти, но не совсем: сказывались неизбежные мелкие помехи, которые надлежало компенсировать с помощью управляемых на расстоянии двигателей, а затем предстояла еще посадка как таковая. Контрольная группа уточнила координаты корабля и с этой секунды трудилась не покладая рук.
В режиме свободного полета «Джейн» приблизилась к Фобосу до расстояния в тысячу миль — сфероид радиусом в 500 футов, огромный и тяжелый, но совершенная пылинка в сравнении с немыслимой массой спутника.
Когда корабль подлетел достаточно близко, гироскопы получили по радио команду развернуть его — плавно, очень плавно, пока приемная антенна не оказалась нацеленной точно на посадочную площадку. Затем включились двигатели — на одно мгновение, в четверть силы. «Джейн» была уже почти над самым космопортом, идя по касательной к поверхности Фобоса. Спустя секунду Ямагата резко ударил по клавишам управления, и ракеты вспыхнули яростным пламенем, на небе зажглась ясно видимая красная полоска. Ямагата снова выключил двигатели, проверил все данные и дал еще один рывок помягче.
— Полный ажур, — хмыкнул он. — Давайте сажать.
Скорость «Джейн» относительно Фобоса и ее вращение равнялись теперь нулю, и корабль понемногу падал. Ямагата довернул его по горизонту, пока двигатели не стали смотреть вертикально вниз. Потом он откинулся в кресле и вытер лицо платком — задача была слишком каверзной, чтобы один человек мог выполнить ее от начала до конца. Раманович, потея, довел чудовищную массу до нескольких ярдов над опорной подушкой. Штейнман довершил операцию, уложив корабль на стоянку, как яйцо на подстилку. Двигатели выключились, настала тишина.
— Ух! Чак, как насчет выпить?..
Ямагата вытянул перед собой дрожащие пальцы. Холидэй улыбнулся и достал бутылку. Бутылка пошла по кругу. Грегг от выпивки отказался. Его глаза были прикованы к полю, где один из техников проверял корабль на радиоактивность. Приговор оказался благоприятным, и Грегг увидел, как его констебли понеслись над бетоном, окружая гигантский сфероид. Один из них поднялся по трапу, открыл люк и проскользнул внутрь.
Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем он выплыл обратно. Потом побежал. Грегг выругался и нажал на клавишу радиоселектора:
— Эй, ты! Ибарра! Что там еще такое?
Шлемофон констебля донес его боязливый ответ:
— Сеньор! Сеньор инспектор!.. Сокровища короны… они украдены.
Сабеус — это, конечно, чисто приблизительное, выдуманное людьми название старинного города, приютившегося в марсианских тропиках, на пересечении «каналов» Физон и Евфрат. Губы землян просто не в состоянии выговорить три слова в соответствии с литературными нормами языка Хланнах и должны ограничиваться грубой имитацией. Да и руки
Торопливо шагая по проспектам меж каменных грибов, Грегг поневоле чувствовал, что обращает на себя внимание. Хорошо еще, что кислородный прибор прикрывал ему лицо. Не то чтобы степенные марсиане пялились на прохожего — они варкали, а это много хуже.
Улица Выпекающих Пищу в Очагах — тихая улочка, которую облюбовали ремесленники, философы и солидные квартиросъемщики. Здесь не увидишь ни танца ухажеров, ни парада младших алебардщиков. Здесь не случается ничего занятнее, чем затянувшийся на четверо суток спор о релятивистской природе тел класса нуль или эпизодическая перестрелка, обязанная своим возникновением тому, что здесь свили себе гнезда известнейшие частные сыщики планеты.
Марс, с его холодным глубоким небом и съежившимся солнцем, с шумами, приглушенными разряженной атмосферой, всегда внушал Греггу суеверный страх. Но к Шиалоху он питал определенную симпатию — и когда наконец взобрался по лестнице, погремел трещоткой на втором этаже и был допущен в квартиру, то испытал облегчение, словно освободился от кошмара.
— А, Хрехх! — Великий сыщик отложил в сторону струнный инструмент, на котором играл до прихода гостя, и жердью навис над инспектором. — Какое нечастое удовольсствие видеть васс здессь! Вхходите жже, дорогой друхх, вхходите…
Он гордился своим английским произношением, но никакое удвоение согласных не в состоянии передать свистящий и прищелкивающий марсианский акцент.
Инспектор осторожно вступил в высокую узкую комнату. Радужные змейки, освещающие жилище по вечерам, сонно свернулись на полу среди вороха бумаг, улик и всевозможного оружия; подоконники готических окон покрывал ржавый песок. Квартира Шиалоха не отличалась опрятностью, хотя за собственной особой он следил тщательно. В одном углу он устроил небольшую химическую лабораторию. Остальную часть стен занимали полки, уставленные криминалистической литературой трех планет — марсианскими книгами, земными микрофильмами и говорящими камнями с Венеры. Патриотизм хозяина доказывал барельеф правящей императрицы-матери, кое-где пробитый пулями. Землянину было бы нипочем не усесться на трапециевидную местную мебель, но Шиалох, как учтивый хозяин, держал для гостей стулья и тазы — клиентура у него также была трипланетной.
— Полагаю, что вы пришли ко мне по служебному, но строго конфиденциальному делу…
Шиалох достал вместительную трубку. Марсиане с готовностью привыкли к табаку, но в этой атмосфере в него приходилось добавлять марганцевокислый калий.
Грегг так и подпрыгнул:
— Как вы, черт возьми, догадались?
— Очень просто, мой дорогой друг. Вы чрезвычайно возбуждены, а мне известно, что так вы выглядите только тогда, когда у вас неприятности на работе.
Грегг сухо рассмеялся.