Весь Пол Андерсон в одном томе. Компиляция

Андерсон Пол Уильям

Он опустил взгляд на свой стакан, который все еще держал в руке, и впился в него глазами, словно виски загипнотизировало его, и он погрузился в транс. Молчание затянулось. Немного подождав, я произнес:

— Ладно. Ради того чтобы услышать вашу историю, я принимаю эту предпосылку. Однако мне кажется, что тем, кто путешествует во времени, не следовало бы привлекать к себе внимание. У них наверняка должны быть разработаны какие-то методы маскировки. Едва ли им хочется изменить свое собственное прошлое.

— О, такая опасность исключается, — возразил он. — Единственная причина их маскировки в том, что им не удалось бы собрать необходимую информацию, сообщай они на каждом шагу, что явились

из будущего. Вы только вообразите, к чему бы это привело!

Я усмехнулся.

Майклс угрюмо взглянул на меня.

— Как, по-вашему, в каких еще целях, кроме научных, можно использовать путешествие во времени? — спросил он.

— Ну, для приобретения произведений искусства и разработки природных богатств, — предположил я. — К примеру, можно отправиться в эпоху динозавров добывать железо, чтобы до появления человека снять сливки с богатейших месторождений.

Он отрицательно покачал головой.

— Подумайте еще. Людей той цивилизации удовлетворило бы весьма ограниченное количество статуэток и ваз династии Мин и миниатюр Третьей Мировой гегемонии. К тому же большая часть их разошлась бы по музеям — если только можно употребить в этом случае слово «музей». Я повторяю, что они не похожи на нас. А что касается природных богатств, то они в них не нуждаются: все необходимое они синтезируют.

Он умолк, словно готовясь к последнему прыжку.

— Как называлась та колония для преступников, которую покинули французы?

— Чертов Остров?

— Правильно. Можете ли вы придумать более страшное возмездие, чем высылка преступника в прошлое?

— А мне и в голову не пришло бы, что в будущем сохранится концепция возмездия, а тем более необходимость держать в страхе одних, подвергая ужасным наказаниям других. Даже мы, в нашем веке, сознаем, что это ничего не дает.

— Вы в этом уверены? — спокойно спросил он. — Кстати, вас однажды удивило, что я без страха брожу один по ночным улицам. Так вот: наказание очищает общество. Попади вы в будущее, вам бы объяснили, что публичное повешение снизило процент преступности, который без этого был бы гораздо выше. А еще важней то, что в восемнадцатом веке эти «спектакли» создали условия для рождения истинного гуманизма. — Он сардонически поднял бровь. — Во всяком случае, так утверждают в будущем. Правы ли они или просто стараются оправдать некоторый упадок своей собственной цивилизации — это не имеет значения. Вам лишь следует принять на веру тот факт, что они действительно отправляют своих самых опасных преступников в прошлое.

— Довольно неосторожно по отношению к прошлому, — заметил я.

— Ошибаетесь. На самом деле все обстоит иначе. Хотя бы потому, что то, что в связи с этим происходит, уже произошло… Проклятье! Английский язык не создан для таких парадоксов. И учтите еще одно немаловажное обстоятельство они не размениваются на рядовых негодяев. Чтобы заслужить высылку в прошлое, нужно совершить особо тяжкое преступление. А степень тяжести преступления зависит от того, в какой период мировой истории оно совершается. Убийство, разбой, измена родине, ересь, торговля наркотиками — все это сурово каралось в одну эпоху, легко сходило с рук в другую и положительно оценивалось в третью.

Некоторое время я молча разглядывал его, отметив про себя, как глубоки бороздившие его лицо морщины, и пришел к выводу, что для своего возраста он слишком сед.

— Хорошо, — произнес я. — Пусть так, не стану спорить. Но неужели человек из будущего, вооруженный такими знаниями… Он со стуком поставил стакан на стол.

— Какими знаниями?! — выкрикнул он. — Да вы пошевелите мозгами! Представьте, что вас, нагого, оставляют в Вавилоне. Много вы знаете об истории и языке Вавилона? Какой

там в этот период царь, долго ли он еще будет царствовать, кто после него вступит на престол? Каким законам и обычаям вы должны подчиняться? Вы только помните, что со временем Вавилон будет захвачен ассирийцами, персами или еще кем-то, и тогда не оберешься неприятностей. Но когда и как это произойдет? А битва, свидетелем которой вы можете стать, что это — пограничная перестрелка или настоящая война? Если последнее, то победит ли Вавилон? Если же он потерпит поражение, то каковы будут условия мирного договора? Едва ли сегодня найдется хотя бы двадцать человек, которые ответили бы на эти вопросы, не заглянув предварительно в книгу по истории. А вы к ним не относитесь, да у вас и не будет с собой такой книги.

— Мне кажется, — медленно произнес я, — что, достаточно ознакомившись с языком, я пошел бы в расположенный поблизости храм и сказал бы жрецу, что могу устроить… мм… фейерверк…

Он невесело рассмеялся.

— А как? Не забывайте, что вы находитесь в Вавилоне. Где вы возьмете серу и селитру? Если даже вам удастся растолковать жрецу, что именно вам нужно, и умолить его достать для вас эти компоненты, сумеете ли вы приготовить порошок, который взорвется, а не будет только тихо шипеть? К вашему сведению, это своего рода искусство. Ведь вы, черт возьми, даже не сможете наняться простым матросом. Вам очень повезет, если вас кто-нибудь возьмет в уборщики. А скорее всего, на вашу долю достанется рабский труд на полях. Разве не так? Огонь в камине медленно угасал.

— Да, пожалуй, — сдался я.

— Как вы понимаете, они тщательно все взвешивают, прежде чем выбрать место и время.

Он оглянулся на окно. Оттуда, где мы сидели, был виден лишь ночной мрак блики на стекле мешали нам разглядеть звезды.

— Когда человека приговаривают к изгнанию, — продолжал он, — все специалисты-эпоховеды собираются на совещание и высказывают свои соображения по поводу того, какой исторический период наиболее подходит для данного конкретного индивида. Вам, разумеется, понятно, что если человека с высокоразвитым интеллектом, да еще и брезгливого, отправить в Грецию времен Гомера, жизнь покажется ему сплошным кошмаром, а какой-нибудь головорез может там отлично прижиться и даже стать уважаемым воином. Если этот головорез не совершил самого тяжкого преступления, они и в правду могут оставить его вблизи дворца Агамемнона, обрекая всего лишь на некоторые неудобства и тоску по родине. О, господи, — прошептал он. — На тоску по родине!

Под конец своей речи он впал в такое уныние, что я счел нужным как-то подбодрить его и сухо заметил:

— Это же усложненная смертная казнь. Его глаза вновь остановились на мне.

— Правильно, — проговорил он. — И в его организме, конечно, продолжает действовать сыворотка долголетия. Но это все. С наступлением темноты его высаживают в каком-нибудь безлюдном месте, доставивший его туда аппарат исчезает, и этот человек до конца жизни отрезан от своего времени. Он знает только то, что для него выбрали эпоху… с такими особенностями… благодаря которым, по мнению тех, кто его выслал, наказание будет соответствовать характеру совершенного им преступления.

На нас снова обрушилась тишина, и мало. — помалу тиканье каминных часов превратилось в самый громкий звук на свете, словно вне дома навсегда умолкли скованные морозом все остальные голоса мира. Я взглянул на циферблат. Была глубокая ночь; близился час, когда начнет светлеть на востоке небо.

Посмотрев на Майклса, я увидел, что он не спускает с меня пристального смущенного взгляда.

— Какое вы совершили преступление? — спросил я.

Видно, этот вопрос не застиг его врасплох. Он устало сказал: