Весь Роберт Хайнлайн в одном томе
Шрифт:
Ее лицо не изменилось, хотя по щекам потекли слезы.
— Я могла бы ответить, что ты меня об этом не спрашивал…
— Я же не знал, о чем спрашивать!
— Это правда. Но я должна заметить, что если бы ты спросил, то я бы тебе на все ответила. Я могла бы сказать тебе, что не я «позволила» тебе прыгать через шпагу, а ты отверг все мои заверения, что нет нужды предлагать мне честь стать твоей женой по законам твоего народа… и что я девчонка, которую ты можешь тискать сколько пожелаешь.
Я могла бы указать тебе на то, что я не императрица и не королева, а просто трудящаяся женщина, чья работа не дает ей даже такой роскоши, как право на благородство. Все это
— Миледи жена, неужели ты думала, что твой рыцарь бросит тебя в твоих горестях? — Тут уж я перешел на английский: — Что ж, вот все и выяснилось! Ты вышла за меня замуж только потому, что тебе было необходимо освободить это проклятущее Яйцо, а твоя мудрость подсказывала, что я — непременное условие для удачи этого предприятия и что я могу задать стрекача, если ты не сделаешь того-то. Что ж, могу сказать, твоя мудрость в данном случае оказалась слабаком — я бы не сбежал. Хоть это и глупо, но я очень упрям. — И я стал вылезать из кровати.
— Милорд, мой любимый! — Теперь она рыдала уже в открытую.
— Извини, мне нужна пара туфель. Посмотришь, как далеко я их зашвырну! — Я был зол, как только может быть зол мужчина, гордость которого глубоко уязвлена.
— Ну пожалуйста, пожалуйста, Оскар! Сначала выслушай меня.
Я тяжело вздохнул.
— Давай, выкладывай.
Она так крепко ухватилась за мою руку, что я лишился бы пальцев, если бы попробовал вырваться.
— Выслушай меня! Мой возлюбленный, все совсем не так! Я знала, что нашего дела ты не бросишь, пока мы его не завершим или пока все не погибнем. Это я знала! И не только потому, что у меня были сведения о твоем характере задолго до того, как я тебя увидела впервые, но и потому, что мы уже делили и радость, и опасности, и трудности. Я знала, что ты храбр. Но если бы это было необходимо, я опутала бы тебя паутиной слов, уговорила бы пока ограничиться только помолвкой — пока еще дело не будет завершено. Ты же романтик, ты бы согласился. Но, мой любимый! Я так хотела выйти за тебя замуж! Связать тебя с собой твоим обрядом, чтобы… — Она остановилась, чтобы смахнуть слезы и высморкаться. — …чтобы, когда ты увидишь вот это, и это, и это, и все вещи, которые ты назвал только что «твоими игрушками», ты бы все равно остался со мной. Эта была не политика, это была любовь — любовь романтическая, любовь безумная, любовь к тебе самому.
Она уткнулась лицом в ладони, и я еле слышал, что она говорит:
— А я так мало знала о любви! Любовь — бабочка, которая сверкает, пока живет, и улетает, когда захочет. Ее нельзя удержать цепями. Я согрешила. Я пыталась связать тебя. Это несправедливо и жестоко по отношению к тебе, я это вижу теперь. — Стар криво улыбнулась. — Даже у Ее Мудрости может не хватить ума, когда она становится просто женщиной. Но хоть я и глупая баба, я все же не так упряма, чтобы не признать, что причинила своему возлюбленному зло, особенно если эта правда смотрит мне прямо в глаза. Иди неси свою шпагу. Я прыгну назад, и мой рыцарь получит свободу и выйдет из этой шелковой клетки. Иди, милорд Герой, иди, пока мое сердце сохраняет твердость.
— Иди отыскивай свою шпагу, девчонка! Порка давно плачет по тебе.
Тут она широко улыбнулась — чистый сорванец!
— Но мой милый, моя-то шпага осталась в Карт-Хокеше. Разве ты не помнишь?
— На этот раз так просто ты не отделаешься! — Я схватил ее в охапку. Стар крепка, ловка и на удивление мускулиста. Только я-то
Спустя некоторое время Стар сказала мне:
— Как я рада, что грудь у тебя не такая колючая, как у других мужчин, мой прекрасный!
— Я с детства был хорошеньким ребенком. А сколько грудей ты проверила?
— Достаточно репрезентативную выборку. Дорогой, значит, ты решил еще немного подержать меня?
— Пока. Все будет зависеть от твоего хорошего поведения, как ты понимаешь.
— Лучше бы от плохого. Но… раз ты так расчувствовался… И если ты… лучше уж мне полностью облегчить душу и, если надо, выдержать еще одну порку.
— Ишь разохотилась! Раз в неделю — это максимум, слышишь!
— Как вам угодно, сэр. Слушаюсь, мой хозяин. Я прикажу доставить сюда мою шпагу, и ты можешь выпороть меня ею в свободное время. Если, конечно, поймаешь. И все же мне надо сказать тебе кое-что и снять тяжесть с груди.
— Нет там у тебя никакой тяжести, если не считать…
— Перестань! Ты лучше скажи, как часто ты ходишь к терапевтам?
— Раз в неделю. — Первое, что сделала Стар, она заставила меня пройти такую проверку здоровья, что медосмотр перед вступлением в армию кажется сущей безделицей. — Главный костоправ говорит, что мои раны не вполне зажили, но я ему не верю — никогда так хорошо себя не чувствовал.
— Он тянет, Оскар… Тянет по моему приказу. Ты уже полностью здоров, но я достаточно опытный врач, а я была очень внимательна. Но, мой дорогой, я сделала это из чисто эгоистических соображений, и теперь ты снова можешь сказать, что я жестоко и несправедливо отнеслась к тебе. Признаюсь — я иногда хитрю. Но мои намерения вполне достойны. Однако из личного и профессионального опыта мне известно, что благие пожелания чаще становятся источниками бедствий, чем все другие обстоятельства вместе взятые.
— Стар, я никак не возьму в толк, о чем ты? Известно, что источник всех бед — женщины.
— Да, милорд. Поскольку у них всегда благие намерения — я это могу доказать. Мужчины иногда действуют исходя из разумных побуждений или из эгоистических. Но не всегда.
— Это потому что половина их предков — женщины. Но зачем же я хожу на прием к докторам, если они мне не нужны?
— Я не говорила, что они тебе не нужны. И ты не должен так думать. Оскар, ты уже весьма далеко продвинулся в процедуре Продления Жизни.
Она взглянула на меня, готовая и к обороне и к наступлению.
— Вот так штука, будь я проклят!
— Ты возражаешь? На этой стадии еще можно повернуть назад.
— Я об этом никогда не думал. — Я знал, что на Центре можно получить Долголетие, как знал и то, что разрешение на него связано с жесткими ограничениями. Его мог получить всякий, кто намеревался эмигрировать на слаборазвитые планеты. Местные же жители должны были стареть и умирать. Это был тот случай, когда один из предшественников Стар счел возможным вмешаться в местные дела. Центр, где все болезни были побеждены, обладал очень высоким жизненным уровнем и стал основой существования мириадов людей, а теперь начал приобретать черты перенаселенности, особенно с тех пор, как Долгожительство сильно отодвинуло средний срок наступления смерти.