Весь Владимир Арсеньев в одном томе
Шрифт:
13 июля мы пошли дальше, а 17-го достигли устья реки Гобилли, где и решили отдохнуть.
Дожди шли почти непрерывно. Вода в реке все время была на прибыли. Чем выше мы подымались по Анюю, тем итти становилось все труднее и труднее. Шум воды на перекатах слышен издали. Мы вступили в область порогов. Там, в городе Хабаровске, нельзя всего этого перечувствовать. Надо видеть, какую борьбу приходится выдержать, чтобы «взять эти рифы». Глаза людей испуганы и лица искажены от чрезмерных усилий. Малейший промах (сломался шест или шест соскользнул с камня), и лодка, подхваченная водоворотом, неминуемо погибнет. Итти против течения очень тяжело. У нас у всех на руках образовались мозоли и водяные пузыри. У всех болят руки и плечи. Пальцы руки отказываются держать
Как и раньше я говорил, рассчитывать только на одну охоту — неблагоразумно. По крайней мере, до сего времени нам не удалось увидеть ни одного животного, изредка удается убить рябчика или утку.
Непроницаемые заросли тайги скрывают от глаз охотника то, что делается в трех шагах от него. Один из моих товарищей, страстный охотник, воочию убедился в этом. Орочи и те в это время не охотничают, а бьют зверя случайно с лодки на протоках реки, в то время, когда он осторожно выходит из зарослей, чтобы полакомиться водяной растительностью и утолить свою жажду.
Чем дальше мы уходим в горы, тем природа становится угрюмее.
Мешанные леса все чаще и чаще сменяются еловыми и пихтовыми. Все реже и реже попадаются кедры. Из лиственных только жидкие тальники густо растут по каменистым отмелям, теснятся к воде и вытесняют собой все другие деревья.
Дальше по Анюю еще теснее сжимают горы с обеих сторон. Дикая река, суровая природа, высокие, крутые горы и хмурое дождливое небо создают чрезвычайно грустные и унылые картины. Из всех девятнадцати проведенных здесь суток-едва ли наберется два-три дня таких, в которые не было дождя. Если ветер дует со стороны северо-восточной — низкие серые тучи несут с большим постоянством сильные дожди. Грозовые тучи всегда идут с юга. Один раз была очень сильная гроза. Эта гроза застала нас в дороге. Надо было переждать непогоду.
У берега, под крутым скалистым обрывом, приютились четыре лодки. Люди спешно прикрывают имущество и сами накрываются: кто палатками, кто шинелью, а кто и просто березовой корой. Дождь накрапывает крупными каплями. Исчерна синие тучи быстро заволакивают все небо. Первая ослепительно яркая молния. Раскатисто по горам передается удар грома; несется по ущельям и замирает, бог знает, где-то вдали. Дождь хлынул сразу. Такой ливень не бывает продолжительным. После молнии и удара грома, после сотрясения воздуха дождь еще более усиливается. Гроза продолжалась около часа. Так же быстро, как начался, сразу прекратился дождь, выглянуло солнце, осветило намокшую землю, и все в природе повеселело. На лодках заметно движение — люди откачивают воду из лодок, и через несколько минут, упираясь шестами, мы снова идем вверх по течению Анюя.
17 июля отряд достиг устья реки Гобилли. Мутная вода Гобилли резко отличалась от чистой прозрачной воды Анюя. Мы и раньше слышали, что Гобилли река очень быстрая. Действительно, течение ее достигает до 87 г верст в час. Я полагал заняться определением астрономического пункта в устье реки и вычислить поправку хронометра, но дожди не переставали ни на минуту. Небо все время было покрыто серой пеленой и туч, и тумана. Приходилось ожидать погоды. Два дня мы простояли напрасно. Солнце не показывалось, и мы решили ехать дальше.
Здесь у нас едва не забастовали орочи. Они начали жаловаться, что у них дома остались семьи, что дома нет продовольствия; говорили, что им надо ехать в город за покупками, что скоро пойдет рыба, что по Гобилли ехать опасно, что они боятся и за лодки, и за себя.
В справедливости последнего их довода мы скоро могли лично убедиться. С трудом удалось нам уговорить орочей,
Случалось так, что мы попадали в такие ловушки, что нельзя было спускаться, ни вперед итти, ни назад. Малейшая оплошность — и не только имущество, но и люди неминуемо погибли бы в этом хаосе воды и пены.
Представьте себе узкий, изломанный коридор, загроможденный камнями, величиной в кубическую сажень. Палки не достают дна. Вода идет со страшной силой и при переходе через камни образует огромные пенящиеся валы. Упираться надо в эти камни и в боковые скалы. Шесты гнутся, дрожат и ломаются. Только уменье орочей управляться с лодкой на быстрине, риск, нечеловеческие усилия всех людей вывели нас благополучно на чистое место, где можно было отдохнуть и оправиться.
В другом месте водопад в метр вышиной преграждал дорогу. Сбоку орочи нашли узенькую лазейку, где вода по наклонной плоскости с дьявольской быстротой стремительно неслась сквозь эту узкую горловину. Я никогда не рискнул бы вести здесь лодку. Надо быстро разогнать лодку и быстро проскочить, чтобы вода не затопила ее с носа. И еще раз я повторяю то же, что говорил и в своем прошлом сообщении: «Без орочей я не поеду на лодке и особенно там, где быстрое течение и где много порогов».
Так мы плыли по Гобилли трое суток и 21 июля достигли устья небольшой речки Бира. Здесь нам предстояло бросить лодки, отпустить орочей и пешком с котомками за плечами итти на хребет Сихотэ-Алинь и далее на Хуту и Тумнин, к морю.
Начинаются самые большие трудности. С возвращающимися назад орочами я посылаю этот свой «Отрывок из путевого дневника».
Новые о себе сведения я могу дать только из Императорской Гавани, куда, как я думаю, мы прибудем, вероятно, в середине августа месяца.
VI
Уссурийский край — это море лесов. Весь наш путь от Амура и вплоть до Императорской Гавани был лесом. Целыми неделями, месяцами мы не видели мест открытых и чистых. Глаз утомляется и ищет простора. Тесно стоящие друг к другу заросли, чаща гнетуще действуют на душу. Напрасно вы будете искать здесь простора. Чуть-чуть, только кое-где, виден маленький клочок неба. Время рассвета и сумерек не совпадает. Солнце взошло давно и высоко уже поднялось на небе, а в лесу еще темно, неясно. Вечером сумерки наступают тоже рано, да и днем-то солнце не проникает сквозь хвои, а потому внизу всегда полумрак; даже и в самую солнечную погоду ясный день кажется серым, пасмурным. Надо было видеть, с каким наслаждением люди смотрели на море, не могли оторвать глаз от горизонта и подолгу упивались беспредельным простором его после двухмесячного путешествия по лесу, болотам и бурелому.
Долина нижнего течения Анюя покрыта исключительно лиственными лесами: дуб, ясень, тополь, бархат, клен, осина, береза, ильм и др. По словам орочей, на расстоянии одного дня пути в сторону, вправо от реки, белая береза растет сплошными лесами, занимая значительные пространства. Около реки черемуха, боярышник, ольшаники и тальники образуют сплошные заросли. Тонкие, длинные, высокоствольные растут они чрезвычайно густо и покрывают собой все сырые берега, каменистые, галечниковые отмели и острова. Сирень, растущая в Южно-Уссурийском крае в виде дерева, иногда с довольно солидным стволом, здесь растет в виде небольшого корявого деревца, а чаще всего в виде крупного кустарника. Так как все леса исключительно поемные, то подлесье все завалено сырым буреломом и мусором. Вода всюду оставила следы: пригнутый к земле кустарник, поломанный молодняк и пучки сухой травы, застрявшие на сучках деревьев. Ил, оставляемый водой, очень плодороден, отчего подлесье всюду образует густые заросли, непроницаемую чащу. По этим зарослям итти без ножа в руках положительно невозможно. Главные представители подлесья: таволга, затем виноград, смородина, шиповник, боярышник и бузина. По берегам проток в изобилии растет барбарис.