Вещий Олег
Шрифт:
По тому, как горячился Олег, Ингорь понимал, что князя очень задевает разговор, и решил потом расспросить Карла и про солуньских братьев, и про их веру.
Случай выдался не скоро, но когда спросил, нахмурился сначала Карл, даже помрачнел, потом стал объяснять.
Про братьев рассказал, что это были два монаха из Солуни, Константин и Мефодий. Константин, когда постриг принял, стал Кириллом зваться. Ингорь про постриг не понял, но решил выпытать потом. Карл сказал, что они христианской веры, верят в единого бога, и чтобы записать вот такие пергаменты на славянском языке, придумали буквицы.
– Я и впрямь видел такие буквицы на старых браслетах и дощечках, да много на чем, – удивился Ингорь.
Карл кивнул – все верно, Кирилл скорее всего буквицы перенял и ими свои пергаменты начертал.
– Почему вы его то Кириллом, то Константином кличите?
– Я ж тебе сказал: он постриг принял и назвался Кириллом.
– Что принял?
Пришлось Карлу объяснять княжичу, кто такие монахи, хотя и сам наставник не все толком знал. Услышав, что человек может добровольно отказаться от земных радостей, Ингорь удивился:
– Так они волхвы? Но Олег тоже волхв.
– Нет, они не волхвы, и волхвы их ненавидят.
– Понятно… – протянул княжич, хотя понял только одно – Олег – волхв и потому не любит христиан. А если князь кого-то не любит, то горе тому.
Ингорь был свидетелем, как по знаку Олега на торжище зарубили иудея-ростовшика, что давал купцам одну гривну серебра, а возвращать требовал две. Князь не раз грозил наказать таких, но купцам было нужно серебро, а иудей богател, и все надеялись, что Олег не узнает про их дела. Князь казнил ростовщика и приказал не пускать на торг тех, кто брал у него серебро. Говорили, что прознал, потому что волхв, но Ингорь понимал, что про иудея рассказал Раголд.
Когда прогнанные купцы пришли просить у князя пощады и принесли богатые дары, чтобы загладить свою вину, Олег дары отправил волхвам, а сам допытывался у купцов, почему к иудею пошли?
– Как же без того, княже? Чтобы здесь товары купить, у иудея серебро брали, на него скору, меды, воск, да много чего покупали, везли к ромеям, там продавали и другие товары брали. С них потом долг и возвращали.
Купцы боялись укорить князя, что лишил их возможности брать в долг, а значит, покупать товары в Киеве. С чем тогда идти в Царьград?
Олег усмехнулся:
– Вам товар нужен или серебро? Почему у иудея просите, а не у меня?
– Как же? – растерялись купцы. Неужели сам князь станет давать серебро в долг?
– Серебра не дам! – отрезал Олег. – А скоры да всего остального дам. Кто будет товар, что из дани, возить, с того при обратном торге не десятину стану брать, а вполовину меньше.
Загудели купцы, переглядываются, поверить в то, что услышали, не могут, а Олег глазами заблестел:
– Ну, кто с моим товаром в Царьград пойдет? Но запомните: узнаю, что в долг с двойным возвратом даете, – шкуру спущу!
Ингорь не сомневался, что никто не рискнул ростовщичеством заниматься, Олега боялись и верили, что он волхв. Сам княжич понимал, что Олег просто умен, не надо быть волхвом, чтобы понять, чем человек богатеет, если караванов не водит, а на торге сидит. Князь не любил тех, кто жил чужим трудом.
Совсем по-другому
Олег все головой качал:
– Без мастеров не будет и у князя ни меча, ни щита, ни порошней… Помрешь голодным и раздетым.
Ингорь в детстве горячился:
– Я у них мечом отниму!
– А меч где возьмешь?
– Вот! – показывал княжич свой детский меч, старательно выкованный для него Сирком.
– А его кто сделал?
Позже такие разговоры прекратились, Ингорь вырос и стал понимать, что сила князя не только в его дружине, но и в тех, кто дружину кормит, одевает и вооружает. Но все равно считал для себя зазорным возиться с мастерами, если только они не приносили хорошее оружие.
Сам князь Олег мастеровым не был, с детства не приучили, а потом не до того стало.
Глава 33
Так и текла жизнь в заботах да хлопотах, в думах о детях, о внуках… Наверное, так и должно быть? У живых и должны быть такие заботы…
Сирко редко видел князя, но всякий день про него слушал, все же Киев – град стольный, здесь все княжьей волей полнится. Одно нравилось киевлянам – мир стоял на земле русской, не без стычек, а все ж между собой не воевали. Видно, и впрямь русичам рука сильная нужна. Город рос, торги хорошие были, а когда хорошо, кто же против?
Однако стал поднимать голову древний Ново Град. Он всегда был силен, когда-то, понимая, что может и не усидеть на княжьем столе в строптивом городе, Олег ушел оттуда, удачно захватил Киев, но про Ново Град не забывал. Новогородцы платили дань варягам по триста гривен в год от имени всей Руси. Это было, конечно, городу накладно, вот и поползли недовольные разговоры, что надо от Киева отделиться. Если уж и платить дань, так самим за себя, что Киев Новгороду не нужен, и сами проживут.
Эти слухи доходили до стольного града и до княжьего дворца. Многие даже стали гадать, как скоро князь дружину на непокорный город поведет, мол, пора уже, а то когда и впрямь восстанут, поздно будет. Но князь молчал. Почему? Ингорь снова изводился мыслью о слабости наставника, жалел, что не в его руках сила, рвался придушить Ново Град.
Однако подходило к концу лето, а Олег делал вид, словно и не беспокоит его строптивый город.
Ближе к осени, когда уже поздновато было отправляться в дальний путь, обратно не вернешься, князь вдруг позвал к себе Раголда, успевшего сходить к грекам по первой воде. О чем с ним беседовал, как всегда, никто не слышал, только старый купец вдруг снова засобирался в дорогу. Это удивило всех, кто его знал, но Раголд никому ничего не объяснял. Тоже как всегда.