Вещная жизнь. Материальность позднего социализма

Голубев Алексей

Глава 1. Техноутопизм советской интеллигенции после Сталина

Наш путь – от ковыряющегося гражданина через поэзию машины к совершенному электрическому человеку. Вскрывая души машин,

влюбляя рабочего в станок, влюбляя крестьянина в трактор, машиниста в паровоз, – мы вносим творческую радость в каждый механический труд, мы родним людей с машинами, мы воспитываем новых людей.

Дзига Вертов. МЫ. Вариант манифеста [37]

37

Формальный метод: Антология русского модернизма. Т. 2: Материалы / Под ред. С. Ушакина. Екатеринбург; М.: Кабинетный ученый, 2016. С. 25–26.

Эмигрировавший из СССР историк и философ Михаил Геллер озаглавил написанную им в 1985 году «историю формирования советского человека» «Машина и винтики» [38] . Аналогия с механизмом отвечала главному тезису Геллера, полагавшего, что ход советской истории определялся «невиданно интенсивной, концентрированной, планомерной атакой тоталитарного советского государства» на человека, которого оно стремилось «превратить в винтик» [39] . По мысли Геллера, все советские

вожди, от Владимира Ленина до Константина Черненко, стоявшего во главе государства, когда Геллер писал «Машину и винтики», намеренно содействовали этому производственному процессу. Именно с такой точки зрения Геллер изображает «формирование советского человека» как от начала до конца обдуманный проект, последовательно внедряемый с первых дней советской власти. В одном месте он называет коммунистическое правительство «созидателем», а советские государственные институты – его «инструментами», внося демиургические коннотации в свою интерпретацию истории [40]

38

Геллер М. Машина и винтики. История формирования советского человека. Лондон: Overseas Publications Interchange LTD, 1985.

39

Там же. С. 296.

40

Там же. С. 101. Главу о советском языке Геллер предваряет первой фразой из Евангелия от Иоанна: «В начале было Слово» (Ин. 1:1). Этот эпиграф в сочетании с утверждением автора, что советские вожди, в особенности Владимир Ленин, творили новый советский язык, усиливает демиургические коннотации.

Конец ознакомительного фрагмента.