Веселая офисная жизнь
Шрифт:
Впрочем, все цвета в гардеробе у этой странной женщины, которая в силу своей профессии вынуждена была носить оружие, были детскими, яркими, аляповатыми и часто назойливыми до безобразия.
А сама Клеопатра манерно сюсюкала, чтобы казаться моложе, но все равно было понятно, что перед вами обыкновенная бабка, сошедшая с ума в своем неуемном желании остановить года.
Шея
Клеопатра плела браслеты из бисера вместе со своей внучкой, слушала какую-нибудь Бузову в наушниках, каталась на роликах, неумело и смешно падала, но была позитивной или хотела такой казаться, хотя ее тощие ноги в морщинах и в колготках в вульгарную сетку иногда ей в этом отказывали, выдавая неожиданную боль в суставах.
Еще одним увлечением этой странной женщины было рисование каких-то символов в виде ярких мандал. Туда она сливала, как она говорила, свое плохое настроение и болезни. И как-то призналась мне, что у нее давно рак. И нужно торопиться жить – любить, снова выйти замуж и радоваться тому, что ты все еще сексуальна привлекательна.
Потом свои волосы Клеопатра заменила таким же белым париком под каре. А грудь обтянула короткими маечками неоновых расцветок. И нацепив такие же гольфы и кроссовки, поскольку нагрянуло вдруг лето.
А свои неумелые художества, нарисованные фломастерами в обычном альбоме, стала всем раздавать. Мне попался какой-то нелепый цветок, который коллега почему-то попыталась прицепить прямо над моим рабочим местом в кабинете, но я отказалась от ее подарка.
На что она демонстративно обиделась, высоко оценив свои творческие способности.
В цветке на белом листе бумаги было что-то зловещее, хотя, возможно, мне это только показалось. Сами ухаживания назойливой тетки были мне не симпатичны. И хотя, Клеопатра всегда делала мне комплименты, восторгаясь моей сочностью и полными ровными ногами, к которым как бы невзначай
Потом Клеопатра восхищенно цокала языком, когда где-то видела меня вместе с мужем, повторяя, как мне повезло. И как гармонично мы смотримся вместе. И снова у меня было такое ощущение, как будто меня обливают липким горячим сиропом.
А когда я надевала новое платье, охранница снова осыпала меня комплиментами и пыталась пощупать ткань, из которого сшит наряд, а заодно опять меня потрогать и погладить по спине или по руке. Такая у нее была манера ко всем прикасаться, чего я категорически не выношу.
Я стала отчетливо понимать, что попытка вручить мне свои художественные произведения плохого качества, это способ так называемого якорения. То есть урвать, украсть у меня то, чего не было у нашей Клеопатры – молодости, здоровой энергии, полноты и личного благополучия.
И скинуть через предметы то, что ей мешало – неудачи в личной жизни, болезнь, которая ее пожирала, старость и худобу.
Когда я сняла работы Клеопатры со стены и вынесла их подальше на помойку, она, обнаружив, что в моем кабинете нет больше его немого присутствия, вдруг перестала быть улыбчивой и доброжелательной, очень оскорбившись моим поступком. И устроила мне самый настоящий скандал со слезами и претензиями.
И весь коллектив, как ни странно, был на ее стороне, обвинив меня в мракобесии и черствости.
Но при этом я увидела, как несколько моих коллег тоже избавились от подарков нашей охранницы потихонечку.
Клеопатру из нашей организации перевели в какое-то другое подразделение, где работали в основном мужчины. Чего она очень не хотела, не смотря на то, что там у нее стало больше возможностей устроить свою личную жизнь.
Она по старой памяти приезжала к нам в офис с другого конца города, хотя маршрут был ей очень не удобен. И опять пыталась всучить нашим женщинам подарки в виде какого-то своего рукоделия или рисунков. И каждый раз проверяла, не избавились ли от ее вещи.
Конец ознакомительного фрагмента.