Веселая троица - Вицин, Моргунов, Никулин
Шрифт:
Моргунов повертел статуэтку в руках и спросил:
— А не могли бы вы мне ее продать? Честно, люблю прекрасное и изящное, особенно антиквариат. За такую статуэтку я бы вам хорошо заплатил.
— Ну ладно, если любите, то берите. Уговорили, — ответила жена К.
Моргунов отдал ей всю сумму, а она была намного больше, чем стоила статуэтка.
Позже артист К. спросил жену:
— Тебе Женя Моргунов передал мою зарплату?
Жена пришла в смятение.
СТАЛИНУ ПИСАЛ, ПОРА ВСТРЕТИТЬСЯ С МОЛОТОВЫМ И КАГАНОВИЧЕМ
В
поместили маленького тщедушного старичка.
— А тебя-то за что, божий одуванчик? — спрашивают сокамерники.
— Приколист я, братцы, — отвечает старичок. — Приколы устраиваю.
— Какие еще приколы? Покажи.
— Да нет, братцы, не надо — вы потом недовольны будете, еще побьете.
— А ну показывай, ничего тебе не будет, гадами будем.
— Ну ладно, только уж потом не серчайте, вздохнул старичок.
Взял веник, сунул его в парашу, поболтал, потом постучал в дверь камеры.
А когда в двери открылось окошко, старик сунул в него веник
и быстро повернул пару раз. Через несколько минут дверь открылась,
и в камеру вошли десять дюжих охранников.
— Так, — сказал старший из них, оглядевшись, — ну-ка, дедок, отойди в сторонку…
Мы хорошо знаем себе цену.
Она всегда выше нашей зарплаты.
А вот «прикольчик» посерьезнее. Штука, как говаривал Иосиф Сталин, посильнее «Фауста» Гете.
Однажды в 50-х годах в дирекцию Театра киноактера позвонили из ЦК партии и сообщили, что завтра приедут вожди Молотов и Каганович. Поговорить, побеседовать о путях развития советского кинематографа. Директор и худрук сразу пришли в страх, шок и транс. Их трясло, било и знобило. Они не знали, что делать, как быть… Моргунов решил их выручить.
Когда вожди прибыли, им навстречу, как чертик из табакерки, вышел улыбающийся артист. Он представился как един в двух лицах: директор и художественный руководитель. Моргунов беседовал с Молотовым и Кагановичем около часа, а то и больше. Евгений Александрович обстоятельно осветил положение дел в советском кинематографе, сделав упор на главном, что больше всего его интересовало и занимало: пора, мол, увеличить зарплату артистам низшей категории. Надо сказать, к артистам низшей категории относился он сам. О чем, конечно, вождям не сказал.
— Высокоталантливая молодежь — надежда нашего советского кино. А из всех искусств для нас важнейшим является кино, — с пафосом произнес Моргунов.
Вожди не стали спорить. Моргунов тепло распрощался с Вячеславом Михайловичем и с Лазарем Моисеевичем, проводил их до машины. Потом успокоил директора и худрука, находившихся все это время в обморочном состоянии.
Вожди сдержали свое слово, не то что нынешние. Моргунов, как и другие артисты низшей категории, получил прибавку к зарплате. К тому же Моргунов выиграл спор с коллегой, что пожмет руку Молотову.
«Прикольчик», прямо скажем, на пятерку. Но ведь за такой «прикол» можно было в те времена и
Это еще что! В шестнадцать лет он на спор, принародно, кинул камень в портрет Сталина — и все сошло ему с рук.
Ну ладно, хватит «шекспировских страстей». Хотя, как пел Владимир Высоцкий, «это была присказка, сказка впереди»!
Приехал к нам как-то певец. Американец. Негр. Поль Робсон. Уж за что он любил Россию, не знаю. Но любил. Приезжал к нам в страну несколько раз. Русский знал едва-едва. Но выучил русские песни и выступал с ними и в зале Чайковского, и в Колонном.
Прорваться к нему было просто невозможно. Один Моргунов знал, что надо делать.
Собрал группу студентов и повел их к гостинице «Националь». Ребята остались на улице, а Моргунов направился прямо к сотруднику, сопровождающему певца, и сказал ему:
— Вы знаете, у меня письмо от студентов ВГИКа. Они хотят списать слова песен, которые наш любимый певец поет по-русски.
Сопровождающий обратился к стоящему на страже, стоящий на страже обратился к старшому. Все трое ничего не поняли. Все трое махнули рукой — проходи.
На третьем этаже Моргунов встретил огромного красивого чернокожего улыбающегося человека.
— Извините, — сказал ему Моргунов, — меня ждут еще двенадцать человек, которые тоже хотят получить автограф на вашей книге.
Переводчик перевел.
— С удовольствием, — ответил Поль Робсон. — Зовите их всех сюда.
И студентов пропустили.
— А где же книги? — удивленно спросил певец.
— Вся беда в том, что их у нас нет, — извиняясь, ответил Моргунов, — но они есть у вас.
Поль Робсон рассмеялся и попросил принести ему книги, которые он привез с собой. После чего подписал их всем собравшимся. А среди студентов были и будущие звезды российского кинематографа Сергей Бондарчук и Леонид Гайдай.
Не знаю, насколько любил Евгений Александрович Поля Робсона и его творчество. А вот то, что он являлся поклонником таланта известного индийского актера Раджа Капура, доподлинно известно. «Факт!», как любил говорить Давыдов из «Поднятой целины» Михаила Шолохова.
«После просмотра фильма «Бродяга» в Доме кино, — рассказывал Моргунов, — я, но молодости, взял грех на душу — снял со стенда его фотографию, протиснулся сквозь толпу почитателей индийского актера и получил у Капура первый автограф. А второй получил спустя одиннадцать лет. «Где-то я вас уже видел», — сказал мне Капур. Я достал и показал ему фотографию с первым автографом».
Следующая встреча была у них на кинофестивале в Ташкенте. Там Моргунов спел песню бродяги из одноименного фильма, чем тронул Капура и получил третий автограф.
Позже, в Москве, вновь на фестивале, индийский артист уже сам узнал Евгения Александровича.
Мор-гу-нов! Пленница… Очень хорошо.
И тут же спросил через переводчика:
— А фотография с собой?
Разумеется, она была с собой. Капур вновь приложил перо к своей фотографии.
А потом Моргунов был в составе советской делегации в Дели. Встретился с Раджем и только протянул ему фотографию, которую привез с собой, как Капур достал фотографию российского артиста. И чтобы опередить Моргунова, громко сказал: