Веселое искусство смерти. Живой Мультиверсум
Шрифт:
Забывай и Твори!
Уменьшайся и Вспоминай!
Познавай и Расти!
Что это значит, применительно к вашей единичной жизни? То же самое! Только творчество во всех доступных вариантах, помноженное на сознательное расширение сферы вашей ответственности, не спасет вас от безумия и гибели. Ведь это особая ответственность Творца: за голодного волка и за сытую овцу, за убийцу, за его жертву и за общество, воспитавшее их, за человечество и за отдельного человека, за биосферу и за микроба, за организм и за раковую клетку... Учитесь необходимому принятию и забвению. Научитесь оставлять груз прошлого в прошлом — на
Для человека естественно стремиться к счастью для всех живых существ. Естественно жить и действовать по гармоническому закону Любви. Одновременное звучание всех возможных звуков — это не Гармония. Это просто шум! Только целостное восприятие Себя дает понимание Гармонии. Этот внутренний ориентир и следует принимать во внимание — какие бы последствия не повлекли ваши действия в конкретном мире. Ведь в Мультиверсуме никто не умирает, но каждый обретает Жизнь Вечную в неисчислимом множестве жизней и миров.
С точки зрения «нормального» человека ваша конкретная жизнь может выглядеть аморально. Но для вас возможно жить только так, как вы живете.
ЭПИЛОГ. ВРЕМЯ РАЗЖЕЧЬ ОГОНЬ
Юго-Запад США,
начало 90-х годов ХХ века
Солнце зависло всего в нескольких дюймах над океанским горизонтом и, похоже, пребывало в задумчивой нерешительности: оставить ли этот мир на милость тьмы, уже притаившейся где-то среди пустырей на восточной окраине города, или же повременить с уходом, пренебрегая нелепыми условностями.
Пляж постепенно пустел. Но кое-кто не спешил его покидать, видимо, решив в полной мере насладиться закатом и тем, что, может быть, за ним последует.
Небольшая компания, состоявшая из двух молодых людей, девушки и пса неопределенной породы, готова была, судя по всему, к серьезным приключениям. На это недвусмысленно указывали и припасенные для ночного костра дрова, сложенные возле перевернутой лодки, и сумка с провизией и напитками...
Пока что участники вечернего пикника полусидели-полулежали на большом белом покрывале, расстеленном на все еще горячем песке, и наслаждались выпавшей им ролью зрителей в солнечной мистерии, охватившей западный край небес.
Впрочем, на покрывале расположились, питая его соленой влагой своих недавно выкупанных тел, только трое. Пес лежал чуть в стороне, на деревянном настиле в тени лодки, самоотверженно охраняя сумку с припасами. Он пристроил длинную щетинистую морду между передних лап, лишь иногда приподнимая ее, чтобы принюхаться к приносимым ветром запахам и к ароматам, исходившим от сумки. Затем вздыхал и вновь укладывался.
Когда девушка встала и отошла в сторону, чтобы переодеться в сухую одежду, пес проводил ее движением морды. В этот момент стало очевидно, что солнце все же приняло определенное решение. Легко преодолев последний дюйм, отделявший его от края вод на горизонте, оно коснулось их, расплескав
Девушка, одетая теперь в короткую, ярко-красную майку и светло-бежевые шорты, цвет которых контрастно подчеркивал шоколадный оттенок стройных загорелых ног, вновь присела на покрывало, миновав, однако, в процессе посадки оставленный ею ранее серый от влаги кратер неясной округлой формы с отчетливой грядой, разделяющей его пополам. Она высвободила густые темно-каштановые волосы, сдернув с них резинку, и встряхнула головой, разметав по плечам пышное облако.
Ее спутники, казалось, не обратили никакого внимания на проделанные маневры, всецело поглощенные созерцанием заката. Тот, что справа — ближе к лодке и припасам — коренастый, голубоглазый блондин, с тщательно расчесанными на пробор не слишком густыми волосами. А слева — высокий, худощавый юноша, черты лица которого выдавали изрядное присутствие латино-индейской крови, что в контрасте с синими глазами изящного разреза выглядело несколько необычно. Отброшенные назад, еще влажные после купания, прямые, черные волосы открывали широкий лоб.
Видимо продолжая начатый ранее разговор, юноша, сидевший слева, проговорил, не отрывая взгляда от вибрирующего в золотом мареве солнечного диска:
— Вряд ли нам еще когда-нибудь доведется вот так вместе смотреть на закат... Джейн, может, ты передумаешь? Гарвард... Что в нем хорошего? Оттуда выгнали Тимоти Лири...
— И правильно сделали! Только это было безумно давно, Алекс. В шестидесятые годы. Да меня и не интересуют психоделики. И хватит подкалывать — я еду не в Гарвард, а в Нью-Йорк. В Колумбийский университет.
— Гарвард, Нью-Йорк — какая разница? Все равно это чертовски далеко и бессмысленно.
Джейн пожала плечами, ничего не ответив. Алекс помолчал и продолжил.
— Ты хоть слышала, что человек — мера всех вещей? Теперь представь, сколько раз придется уложить твое прекрасное тело на шоссе, чтобы измерить дорогу от Калифорнии до Массачусетса...
— Я лечу самолетом. До Нью-Йорка, штат Нью-Йорк!..
— Вот-вот! Самолетом! А ведь ты хочешь стать психологом...
— Философом.
— Не важно. Тебе придется иметь дело с тайнами бытия и человеческой души...
— Да! И я стану настоящим ученым! Не так много среди женщин знаменитых философов. Вот ты, Адам, скольких женщин-философов можешь назвать?
Блондин, сидевший слева, посмотрел на Джейн, наморщил лоб, сделав нарочито глуповатое лицо, пожевал губы и ответил:
— Вообще-то я в философии не силен... Хотя... одну помню — Сафокл. Она жила на острове, в... Италии... Остров назывался Лесбос, и она основала движение феминисток! И еще одна... Мария Жюлио Кюри — она, кажется, из Канады, или... нет, эта была физиком.
Демонстрируя полное довольство своими познаниями, Адам улыбаясь потянулся было потрепать пса по загривку, но тот в последний момент увернулся и лизнул его руку.
— М-да, твоя эрудиция вызывает глубокое уважение! И откуда только ты все это знаешь?.. — задавая риторический, полный иронии, вопрос, Джейн прикрыла лицо рукой, чтобы спрятать улыбку. И, не дожидаясь ответа, продолжила: — Однако мужчин-философов действительно намного больше, чем женщин. Эту ситуацию надо исправить!
— А почему ты не можешь заняться философией здесь — в Калифорнийском университете?