Веселые картинки
Шрифт:
Она вполне поняла его план. Ей казалось низким принять его предложение, и она слабо заявляла это, но он легко победил все ее противоречия. Ради него самого, говорил он, он предпочел бы, чтобы этот скандал был связан с его именем, но не с именем его жены. Когда он начал разъяснять ей свой план, она даже почувствовала, что, соглашаясь с ним, оказывает ему благодеяние.
Это было не первым обманом, которым он угостил публику: казалось, что он проделывал их из любви к искусству. Она даже сумела рассмеяться, когда он мимикой передавал, что
Когда все было устроено, он поднялся, чтобы уйти и протянул руку.
Взглянув ему в лицо, она была поражена линией около губ.
— Вы отделаетесь от меня, — сказала она, я вам доставляла только беспокойство!
— Беспокойство. — О, если б это было все! — сказал он, — человек может легко переносить беспокойство.
— Что же еще? — спросила она.
Его взгляд блуждал по комнате.
— Когда я был мальчиком, — сказал он, — меня учили многим вещам… моя мать и другие. Они желали мне блага. А когда я вырос, то открыл, что эти вещи — ложь. Поэтому я начал думать, что нет ничего справедливого и что все и все — дурно. А затем…
Его блуждающие глаза остановились на ней, и он прервал свою речь.
— Прощайте, — сказал он.
Через несколько времени он ушел. Она на минуту задумалась, стараясь сообразить, что он хотел сказать. Затем возвратился Сеннет, и она забыла про все.
Случай с мистрисс Блек возбудил к ней много симпатий. У человека была прекрасная жена, и он мог бы жить с ней. Друзья его прибавляли, что Блек был всегда негодяем.
Рассеяность
— Приходите в четверг пообедать с нами; вы встретите несколько человек, которые очень хотят познакомиться с вами.
— Ну, смотрите же, не перепутайте, — говорите вы ему, зная его рассеянность не придите в среду.
Он добродушно смеется, ища по всей комнате записную книжку.
— В среду прийти не могу, — говорит он, так как я буду рисовать план в Манивон-Гаузе, а в пятницу поеду в Шотландию, чтобы присутствовать на открытии выставки в субботу. На этот раз все будет хорошо. Но куда же завалилась моя записная книжка? Ну, ничего, я уж отмечу здесь. Вот, смотрите, как я пишу.
Вы смотрите, как он записывает ваше приглашение на листе бумаги и прикалывает его к стене. Затем, успокоившись, уходите. — Надеюсь, что он придет, — говорите вы жене в четверг вечером во время одеванья.
— Уверены ли вы, что он все понял? — подозрительно говорит она, — и вы инстинктивно чувствуете, что во всем, что бы не случилось, она будет вас обвинять.
Наступает восемь часов. Являются все другие гости. В половине девятого вашей жене таинственно делают знак пальцем, она выходит из комнаты, и горничная сообщает ей, что если обед продержать дольше, то кухарка умывает руки и отказывается отвечать за испорченные кушанья. Ваша жена возвращается и объявляет, что уж если есть обед, то лучше
Она, очевидно, думает, что вы, ожидая его, просто разыгрываете роль, и с вашей стороны было бы более честным сказать с самого начала, что вы забыли его пригласить.
Во время супа и рыбы вы вспоминаете анекдоты о его неаккуратности, а пустое место наводит на вас уныние.
С появлением жаркого разговор переходит на умерших родственников.
В пятницу, четверть девятого, он кидается к дверям и громко звонит. Услышав его голос в передней, вы идете навстречу.
— Очень жаль, что я так запоздал, — весело кричит он, дурак извозчик отвез меня не туда, куда следовало…
— Ну, чего же вы теперь пришли? — прерываете вы его, совсем не чувствуя к нему никакой симпатии. Он старый друг, и вы можете с ним обходиться без всяких церемоний.
Он смеется и похлопывает вас по плечам.
— Да, а мой обед, мой милый? Я умираю с голода.
— Вы можете отправиться и обедать, где угодно, здесь обеда нет для вас.
— Какой там еще черт! Вы меня звали на обед?
— Ничего подобного, — говорите вы ему. — Я вас звал на обед в четверг, а не в пятницу.
Он недоверчиво смотрит на вас.
— Как же мне пришла в голову пятница? — спрашивает он.
— Потому, что у вас такая голова, в которую вечно приходит пятница, когда нужен четверг, — объясняете вы. — Я думал, что вы должны сегодня ночью поехать в Эдинбург!
— Великий Боже! А ведь это правда, — кричит он, кидается прочь и слышно, как он бежит по улице и зовет извозчика, которого только что отпустил.
Возвращаясь в свой кабинет, вы думаете, что ему придется приехать в Шотландию во фраке и в вечернем костюме, а наутро послать слугу из отеля купить новое платье. Эта мысль вас радует.
Бывает еще хуже, когда он приглашает гостей к себе. Я помню, мне раз пришлось быть у него в его домике — яхте. Это было немного после полуночи. Мы сидели на краю лодки, болтая в воде ногами. Место было довольно уединенное: на половине дороги между Валлингфортом и Дейслоком; вдруг за поворотом показались две лодки с шестью изысканно одетыми персонами в каждой. Как только они заметили нас, то принялись размахивать платками и зонтиками.
— Ну, вот, — сказал я, — несколько людей нас окликают,
— О, они все так делают, — ответил он, не подымая глаз, какая-нибудь вульгарная компания из Абингдона.
Лодка приблизилась. Когда она подошла на расстоянии 200 ярдов, пожилой господин, сидевший на носу передней лодки, поднялся и что-то закричал нам.
Маккей услыхал его голос и так подпрыгнул, что чуть не опрокинул всех нас в воду.
— Боже! — закричал он, — я ведь совсем забыл!
— Забыли, что забыли? — спросил я.
— Да ведь это Памэры, Грэмы и Грендерсоны; я их пригласил к себе на завтрак, а в лодке нет ничего, кроме двух кусков баранины и фунта картофеля, да к тому же я еще отпустил мальчика.