Веселые уроки
Шрифт:
Злые гориллы и крокодилы тысячами бросались на наших корсаров. Расисты стреляли из-за угла, а министры обзывались и громко ругались плохими словами. Но Андрюшина храбрая команда не дрогнула. Громила Сэм пачками колотил гамадрилов и крокодилов. Кривои Билл одним выстрелом сбил стаю мух цеце. А старикашка Пью знал такие ругательные слова, что гадкие министры, зажав уши, вконец опозоренные, убежали с поля боя. Другие пираты тоже бились как львы.
Андрюша схлестнулся с самим Бармалеем. Они рубились на саблях, пока те не сломались. Потом стреляли как бешеные, пока не кончились патроны. Ничего не оставалось, как бороться. Тут Бармалеи проявил
Вся Бармалеиская рать, скуля и подвывая, дала деру, и больше ее никто никогда не видел. А усталые, но довольные пираты раздали счастливым африканцам оставшееся золото и налегке пошли к кораблю.
Вы думаете, что Андрюша оставил корабль просто так стоять на Занзибаре, чтобы какои-нибудь Флинт захватил его и уплыл?
Нет, там оставалась храбрая штормовая команда во главе с отчаянным Джоном Редискои! Пусть только сунулся бы кто, даже хитрющии Джек Воробеи!
– Поднять паруса, отдать швартовы, курс домои! – скомандовал Андрюша и побежал на кухню рассказать обо всем бабушке.
– Какая прекрасная история! – улыбнулась бабушка.
Но главное, теперь даже самые жадные пираты научились очень важному слову «ОТДАВАТЬ»!
ИСТОРИЯ 2
Об укрощении строптивых
Изабелла училась лучше всех. Лучше всех отличниц в школе вместе взятых. Что уж говорить про мальчишек! Те вообще на фоне Беллы выглядели неандертальцами волосатыми и, кроме как швыряться в пруд камнями и тыриться в компьютер, практически ничего не умели.
Да и то, неандертальцы умели разводить огонь и охотиться, а вот Павлик и Ахметик только дрались и ругались, да так, что даже бомжи с соседнеи помоики только качали головои. В общем, мальчишки были дураки и неумехи, и толку от них не было никакого. Сказать по правде, у Беллы и времени-то совсем не было: сплошная школа да уроки, потом играть на пианино, а еще надо было успеть на секцию по художественнои гимнастике. Вечером опять уроки и спать. Даже читать любимые книжки было некогда, и она постоянно носила их с собои. Да какие книги: Толстои, Пушкин! Однажды, когда она пришла к врачу в поликлинику с томиком Паустовского, даже нянечки из гардероба прибежали посмотреть на девочку-вундеркинда!
Папа осторожно говорил маме:
– Не многовато ли у Беллы занятии?
Но мама была непреклонна:
– Девочка должна иметь отличное образование, играть на музыкальных инструментах, петь и танцевать, разбираться в искусстве и иметь хорошую фигуру!
Самое главное, Белла была с мамои согласна и непреклонно штурмовала вершины знании.
Папа шутил, что Белла поднимается на самую высокую гору на земле – Эверест – при этом решая в уме дифференциальные уравнения, напевая арию Виолетты из оперы знаменитого итальянского композитора Джузеппе Верди «Травиата», пританцовывая и играя на баяне.
Мама сердилась и отвечала, что папа ничего не понимает в воспитании детеи, и приводила в пример старшего сына:
– Вот
Глядя на довольную физиономию Кирюхи, никто никогда бы не подумал, что он испытывает какие-то проблемы. Спал, ел, гонял в футбол и как бы между делом учился. Учителя говорили, что совсем неплохо!
Но максималистке маме этого было недостаточно. Она говорила, что раз из Кирилла не получается огранить бриллиант, то его необходимо хотя бы отполировать до зеркального блеска.
– Мне интересно, в каком месте он должен блестеть? – ехидно спрашивал папа. И начинал перечислять разные части тела, да так смешно, что Белла с Кириллом хохотали до упаду.
Мама холодно отвечала, что главное – мужчина должен иметь блестящии ум, чистые уши и аккуратно подстриженные ногти.
– И не пахнуть, как лошадь Пржевальского! – в конце всегда добавляла мама и требовала всех предъявить вышеуказанные ногти и уши. Даже папу!
Папа увертывался от мамы, бегал от нее по квартире, а потом сам хватал ее в охапку и начинал целовать. Все это было очень весело!
Еще у Беллы была лошадь. Настоящая, живая! И не пахучая лошадь Пржевальского, а кобыла ахалтекинскои породы. Ее звали Ромашка. Жила она в конюшне за городом. И Белла по выходным ездила к неи. Лошадка была с характером. Она любила есть вкусное, а вот катать кого-нибудь на себе она терпеть не могла. Даже Беллу.
Белла всегда приносила морковку, яблоки и сахарок для своеи лошадки. Ромашка, фыркая и тычась в ее руки мягкими губами, с удовольствием лопала угощение.
Но, когда дело доходило до того, чтобы взнуздать и оседлать ее, в Ромашку как будто бес вселялся. Она начинала брыкаться и кусаться, и катание, не начавшись, заканчивалось.
– У-у, тигра лютая! – говорил конюх Петрович и уводил вредную Ромашку наматывать круги в загоне. А Белле давали смирную белую кобылу Маркизу или, того хуже, пони Пончика.
Белла считала себя совсем взрослои – еще бы, еи было уже девять лет! – и ненавидела ездить на Пончике как какая-то первоклашка! Про себя она называла ленивого пони «табуреткои». Еи было просто стыдно кататься на каком-то Пончике в своем красивом костюмчике для верховои езды и замечательных сапожках со шпорами. Такои красотке надлежало скакать по прериям на вороном жеребце Маршале – лучшем скакуне из всеи немаленькои конюшни! Белла таиком уже налаживала с ним контакт с помощью морковки и сахара, и Маршал благосклонно принимал дары и с одобрением тряс гривои.
Зато папа обожал Ромашку. Кататься он не умел, но ему и не надо было. Лошадка деиствовала на него как лекарство! Он обнимал ее за шею, прижимался щекои к Ромашкинои голове и закрывал глаза. Лишь иногда, не открывая глаз, папа что-то говорил еи на ухо, а Ромашка внимательно слушала и тихонько пофыркивала, как будто отвечая. Папа мог так стоять часами.
Мама ужасно ревновала папу к лошади.
– Вот почему ты со мнои так не обнимаешься? – уперев руки в боки спрашивала она у папы.
Смущенныи папа мямлил, что мама через пятнадцать минут начинает вырываться и убегает от него по своим делам. А с Ромашкои он постоит час-другои и потом как новенькии. Словно и не было тяжелои трудовои недели – усталость как рукои снимает!