Веселый господин Роберт
Шрифт:
Однако способ раз и навсегда избежать вечно угрожающей опасности существовал. Молодая принцесса часто думала о нем, но всегда отказывалась к нему прибегнуть. Этим способом было замужество.
В данный момент король Дании предлагал ей в мужья своего сына, Филиберта Эммануэля, герцога Савойского. Испания одобряла такой союз, и, следовательно, он получил должное внимание и со стороны королевы.
Тихой жизни в Эшридже не получилось. Елизавета постоянно была настороже и в каждом незнакомце, подъезжающем к дворцу, ожидала увидеть посланца от королевы с приказанием вернуться
Нет, здесь она родилась, здесь и останется. Все ее надежды связаны с Англией. Временами Елизавете казалось, что ей никогда не удастся подняться по скользкой тропинке, ведущей к вершине амбиций. Ну что ж, говорила она себе, лучше свалиться с нее, чем вообще не попробовать подняться.
Она решительно отказалась от предложения герцога Савойского.
Королева и ее министры были раздражены, но не сильно; и эту тему временно перестали обсуждать.
Несколько недель прошли в деревне относительно спокойно, хотя от друзей Елизаветы, все еще остававшихся при дворе, приходили странные вести, которые могли привести как к триумфу, так и к катастрофе.
С протестом против испанского брака выступил Уайетт. Принцессе посылали письма с просьбами о поддержке, но она не захотела иметь ничего общего с мятежниками. Елизавета помнила: ее надежда на успех в выжидании. Куртенэй тоже был замешан в заговоре Уайетта, но она знала: как бы ни был красив этот человек, он слаб и ненадежен. Кроме того, даже если заговор окажется успешным, герцог Суффолк – один из его руководителей – наверняка постарается посадить на трон собственную дочь леди Джейн Грей, а вовсе не ее.
Нет! Мятеж не для Елизаветы.
И вскоре оказалось, что она была права, потому что Куртенэй в минуту паники стал предателем и признался Гардинеру в существовании заговора. Уайетт вынужден был начать действовать раньше времени. Мятеж провалился. Уайетт оказался под арестом. Куртенэя и Суффолка отправили в Тауэр. Был подписан приказ о безотлагательной казни леди Джейн и лорда Гилдфорда Дадли. Однако, к несчастью Елизаветы, адресованные ей письма Ноайля и Уайетта перехватили и предъявили королеве.
Когда пришло приказание явиться ко двору, принцесса поняла, что наступил самый страшный момент ее полной опасностей жизни.
Она могла сделать только одно – улечься в постель. Увы, заявила Елизавета гонцу, она слишком плохо себя чувствует, чтобы отправиться в путешествие; и в самом деле, была настолько напугана, что на этот раз ее болезнь была не совсем притворной. Елизавета не могла ни есть, ни спать и лишь лежала прислушиваясь в муках, не раздастся ли во дворе стук лошадиных копыт, возвещающих о прибытии людей королевы.
И они действительно скоро явились. Правда, не солдаты, присланные ее арестовать, а два королевских врача, доктор Венди и доктор Оуэн.
Трепещущие слуги принцессы сообщили ей об их прибытии.
– Я не могу их принять, – сказала она. – Я слишком больна, чтобы
Было десять часов вечера, но врачи решительно вошли в ее комнату. Елизавета надменно посмотрела на них.
– Неужели поспешность так велика, что вы не можете подождать до утра? – спросила она.
Они просили извинить их. Сказали, что очень огорчены видеть ее милость в таком тяжелом состоянии.
– А я совсем не рада видеть вас в такой час, – отозвалась Елизавета.
– Мы явились сюда по приказанию королевы, ваша милость.
– Вы видите меня несчастным инвалидом. Они подошли ближе к постели:
– Королева желает, чтобы вы покинули Эшридж завтра на рассвете и отправились в Лондон.
– В моем теперешнем состоянии я не могу предпринять такое путешествие.
Врачи сурово посмотрели на нее:
– Ваша милость может отдохнуть один день. Но потом мы непременно должны отправиться в Лондон, чтобы не вызвать недовольства королевы.
Елизавета смирилась. Она понимала: ее болезнь может предоставить ей отсрочку не больше чем на несколько дней.
Ее везли в карете, которую прислала за ней королева. В тот самый день, когда она выехала, леди Джейн Грей и ее супруг лорд Гилдфорд Дадли преодолели короткое расстояние между тюрьмой в Тауэре и эшафотом.
Некоторые из деревенских жителей вышли посмотреть, как проезжает Елизавета. И она видела их сочувственные взгляды. Вероятно, они думали о прелестной Джейн Грей, которой было всего лишь семнадцать лет и которая вовсе не стремилась стать королевой, но амбиции тех, кто ее окружал, толкнули ее к величию. Люди конечно же жалели эту юную девушку; а тут перед ними была еще одна – молодая принцесса, которая, возможно, разделит ее судьбу.
Впервые Елизавета была по-настоящему напугана. Она откладывала путешествие столько, сколько могла, надеясь, что со временем гнев Марии остынет. Каждый день отсрочки был важен. Первую ночь принцесса провела к Редберне, вторую остановку сделала в Сент-Олбанс. О, если бы она могла чуть дольше побыть в гостеприимном уюте особняка сэра Ральфа Раулетта! Но предстояло двигаться дальше – в Миммс и Хайгейт. Елизавета сделала все, чтобы задержаться в этих местах как можно дольше, так что поездка заняла десять дней – гораздо больше, чем было в действительности необходимо.
Прибыв наконец в Лондон, она увидела присмиревший Сити со множеством воздвигнутых виселиц. Люди висели на дверях собственных домов; мертвые головы выстроились на мосту. У лондонцев не хватило духу приветствовать принцессу, которая с грустью осознавала, что и ее собственная голова некрепко держится на плечах.
Однако, проезжая по улицам столицы, которая всегда была дружески настроена по отношению к ней, Елизавета постаралась сбросить с себя меланхолию. Она раздвинула занавески кареты, чтобы люди видели ее, всю в белом, в цвете, который не только подчеркивал ее роскошные волосы, но и, казалось, заявлял о ее безупречной невинности, и села, гордо выпрямившись, словно говоря: «Пусть делают с невинной девушкой все, что хотят». И если жители Лондона считали, что в такое время славить принцессу неразумно, то многие, не удержавшись, плакали и молились, чтобы ее не постигла участь леди Джейн Грей. Елизавету привезли во дворец Уайтхолл.