Веселый мудрец. Юмористические повести
Шрифт:
— Поздравлять вас, пане, пришли! — сказала с поклоном бабка Гапка. — Дворня и псари!
— Пусть войдут, — милостиво разрешил Печенка.
Псарь, кучер и стражник, чтобы не поздравлять пана с пустыми руками, сложили собранные по деревне яйца в большое решето и гуськом поднимались по лестнице. Условлено было так: псарь шагает первым и несет решето, за ним — стражник, а последним — кучер. Псарь должен был сказать: «Поздравляем пана с наследством!» А стражник продолжить: «И с новым добром!». А кучер
Пока поднимались по лестнице, у псаря на лапте развязалась обора и потянулась лентой по полу.
Когда вошли в комнату, где пан в кресле сидел, стражник возьми да сапогом и наступи невзначай на обору. Псарь вместе с решетом на пол грохнулся. Перед креслом пана — яичница, а в ней псарь купается.
— Ах чтоб тебе сгинуть, нечистая сила! — в сердцах крикнул псарь.
Растерявшийся стражник гаркнул:
— И с новым добром!
А кучер свое:
— И с новым богатством! Не забывайте нас своими милостями!
— Да вы что, с ума посходили? — заорал пан, и усы его зашевелились. — Чего мне желаете, хлопы?! Вон!
Как поздравители выбрались — сами не упомнят. Стоят на крыльце, меж собой препираются.
В это-то время и въехали во двор стражник и Нестерко верхом на одной лошади.
Новости, привезенные Нестерком, сразу же стали известны всей дворне.
— Кто пану про это скажет, того пан убьет на месте, — причитала бабка Гапка. — И так больной совсем, да тут еще его поздравили наши мужички… Он сейчас, как осиный клубок: ткни его только — ног не унесешь.
Псарь, стражник и кучер смущенно отвернулись.
— Это ваш пан, вы и сказывайте ему новости, — отмахнулись оба стражника — местный и приезжий. — Наше дело усадьбу от Римши-лиходея сторожить.
— Ладно, я скажу, — вызвался Нестерко. — Мне все равно идти к пану, щенка отдавать.
— Только ты того, — посоветовал стражник, — поосторожнее с паном, больной он… Исподволь, не сразу!
— Не впервой мне с панами разговаривать, — сказал Нестерко и вынул из торбы щенка. — Иди, Гапка, скажи ему так: нынче, мол, пане, Михайлов день. А уж потом про меня, слышишь?
Бабка Гапка вошла к пану. А пан в другой комнате сидит — в прежней-то весь пол в яйцах.
— Пане, сегодня Михайлов день.
— Что? — переспросил погруженный в мысли о новой усадьбе Печенка. — Ну и что же? А-а… сегодня Нестерко должен явиться!
— Так он, пане, тут уже.
— Пусть войдет, — покрутил ус Печенка.
— Про него разговор, а он и сам на двор! — раздался голос входящего Нестерка.
Бабка закрестилась мелко-мелко и — от греха подальше — вниз по лестнице.
— Добрый день, паночку! — поклонился Нестерко. — Вот вам щеночек, тот самый, из псарни пани Дубовской!
Печенка так щенку обрадовался,
— Был я в имении покойного пана Кишковского, вашего дядюшки, — сказал Нестерко.
— Ну, как там? — продолжая цуцкаться со щенком, спросил Печенка. — Все в порядке?
— Все хорошо, пане. Только блюдо разбилось.
— Какое блюдо?
— Да то самое, в котором для собак пищу готовили.
— Почему ж оно разбилось? — оставив щенка, поднял голову Печенка. — Кто посмел?
— Так ведь, пане, как псарь увидел, что легавая собака Трезорка, вот их, значит, родня, ноги протянула, он блюдо и выронил.
— Что ты плетешь, хлоп? — закричал Печенка, выставив усы, как ухват. — Какая Трезорка? Та самая; лучшая в округе легавая? Говори, а то я душу из тебя выну!
— Что там Трезорка, все собаки погибли, вся псарня. Кониной объелись, потому и померли.
— Какой кониной?
— Ну, мясом жеребцов, лошадей… Известно, какой.
— Ты, Нестерко, может, умом того… а? Кто ж мясом жеребцов собак кормит?
— А что ж с жеребцами делать, если они подохли?
— Как — подохли? Все?
— И жеребцы и лошади, пане. Вся конюшня.
— Ох! — упал в кресло Печенка. — Это ж смерть моя! Это ж десять годов нужно, чтоб снова такую псарню и конюшню собрать!.. Отчего же конюшня сгибла? — Печенка как-то странно посмотрел на Нестерка и взялся руками за голову. — Ну, не таи.
— Да ведь замордовали лошадей, позагнали их.
— Как? Да я… да за это…
— Паночек, как же быть, когда нужно воду возить?
— Воду? На панских жеребцах?!
— Ну так что ж делать, когда свинарник горел?
— Свинарник горел? Ой, погубили! — Печенка даже бледным стал. — Что свиньи?
— Зажарились, пане.
— Отчего же свинарник загорелся?
— Я думаю, паночку, оттого, что рядом с кошарой стоял.
— Значит, и овцы мои сгорели?
— Как одна, паночек.
— Да почему?
— Ветер прямо с коровника на кошару огонь перебросил.
Печенка охнул и сбросил щенка с колен. Нестерко нежно поднял заскулившего щенка, прижал к себе.
— Значит… — Печенка снова взялся за голову, и усы его горестно повисли, — коровник тоже?
— Как корова языком слизнула.
— Огонь-то там откуда взялся?
— Точно не скажу: может, от сараев, а может, от дома.
— Как — от дома? И дом, значит…
— Начисто, одни головешки.
— И вся усадьба?
— Вся. Ну прямо поле, хоть сей, хоть паши. Печенка вскочил с кресла, сделал несколько шагов, снова сел, задышал тяжело:
— Отчего усадьба-то загорелась?
— Думаю, от ведра горилки.
— Какой горилки?
— Какую пьют.
— Кто ж ее пил?
— Яким. Он горилку поджег, а от нее и началось,