Весёлый Роман
Шрифт:
Все, кто к ней приходит, считают, что это какая-то абстракция. Но я-то хорошо знаю, что это никакая не абстракция, а совершенно реальная вещь с точнейшим соблюдением всех пропорций. Это Верина схема. Она именно так устроена. Уж я-то это хорошо знаю. Может быть, даже слишком хорошо.
Вера говорит, что это результат занятий гимнастикой. Эти пропорции. Она увлекалась легкой атлетикой. Но мне кажется, что это все так у нее от природы. Впрочем, я никогда не видел, как это у других. Да и с ней в таких случаях я всегда закрываю глаза. Она помирает со смеху и требует, чтобы
Я не знаю, как все это получилось. Я подкатил на мотоцикле к дому, а она как раз вышла из нашего подъезда. Я совсем не собирался с ней заговаривать и вдруг спросил:
— Это вы по телефону вызывали такси?
У нее в глазах что-то дрогнуло. Но она не удивилась моему вопросу.
— Я.
Черт побери! Я никогда прежде даже не слышал ее голоса. У нее был хрипловатый, какой-то мальчишеский голос.
— Тогда садитесь. Счетчик включен.
Она села сзади на седло. Я не ожидал этого и растерялся:
— А куда везти?
— Куда хочешь. Тебя Ромой зовут?
— Роман.
— А меня Вера. Поехали.
Она сразу заговорила со мной на «ты», а я ей говорил «вы». И в этом не было ничего странного, ведь она была намного старше меня, на целых семь лет, и у нее были муж и ребенок, и еще совсем недавно я таким женщинам говорил «тетя».
— Держитесь, — буркнул я и крутнул свою катушечку, свой регулятор газа.
Я ничего не подозревал и все-таки почему-то волновался. И на площади Ленинского комсомола я пошел на двойной обгон — троллейбус и автобус шли впритирку. Регулировщик засвистел. Мне очень не хотелось останавливаться, но я затормозил и попросил Веру подождать, пока с меня будут снимать стружку.
— Привет, привет, — сказал регулировщик. — Давно не виделись.
Я ни разу в жизни не видел этого старшину и сообщил ему об этом, но регулировщик в ответ только покачал головой:
— Бросьте, бросьте, гражданин. Человек, который так нахально идет на двойной обгон, не мог со мной не встречаться.
Он долго и придирчиво рассматривал мои права. Я перетаптывался на месте. Я думал, он сейчас пробьет компостером квадратик номер два на моем талоне. «За недозволенный обгон». У меня уже был один прокол.
— Ничего, подождет. Первый раз с этой девушкой, — утвердительно сказал старшина.
— Первый, — ответил я. И не удержался, спросил: — А откуда вы знаете?
— Мне все известно… По обгону.
В конце концов он взял с меня рубль штрафа так, словно сделал большое одолжение.
— Не хочу портить настроение для первой прогулки.
Я получил квитанцию и так рванул потом с места, что думал, он снова засвистит мне вслед, но обошлось.
Сквозь листву сада над Аскольдовой могилой едва проглядывал далекий Днепр, так густо переплелись ветви, пенсионеры играли в шахматы, а их малолетние внуки кидались друг в друга песком.
— Странно, — сказала Вера. — Если бы ты со мной не заговорил, я бы сама это сделала. Я дала себе слово, что сегодня я подойду к тебе. Я почти час ждала в подъезде, когда ты подъедешь.
— Почему? — глупо спросил я.
— Разве знаешь «почему»? Ты можешь
— Нет, — ответил я. — Но вы…
— Говори мне «ты». Что ты хотел сказать?
— Да нет, ничего, — пробормотал я, вдруг сообразив, что чуть не сморозил глупость.
— Тогда поехали.
— Куда?
— Ко мне.
Я поехал другой дорогой — через Печерск. Мне почему не хотелось снова встречаться с этим регулировщиком. Я въехал прямо в наш двор и поставил мотоцикл в гараж. Такая будочка из шелевки. Овчарке в ней было бы не очень просторно. Все время я поглядывал на наше кухонное окно — не покажется ли в нем мама, но все обошлось. Мы поднялись в лифте на седьмой этаж, мимо нашей двери. Мы живем на третьем.
— Витя в командировке, — сказала Вера, вставляя ключ в замок. — Ты бы хотел сейчас с ним встретиться?
Я промолчал. Пока я не видел ничего плохого во встрече с ее мужем. И все-таки даже тогда я предпочел бы не встречаться.
— Ты с ним знаком? — спросила Вера, что-то делая с замком изнутри двери.
— Знаком, — ответил я.
Кто же не знал ее мужа, разрядника по фехтованию на саблях. О нем и Вере во дворе говорили «красивая пара». В нашем дворе их очень уважали. За Виктором Алексеевым, ее мужем, рослым худощавым парнем мальчишки ходили толпой.
— Что это ты так помрачнел? — спросила Вера. — А я считала тебя веселым парнем. Я так и звала тебя про себя «веселый Роман».
— Бывают и невеселые романы, — ответил я ей в тон.
— Возможно, бывают, — согласилась Вера. — У меня в этом отношении пока небольшой опыт… Иди мой руки, и будем обедать. Если только это можно назвать обедом.
Обед состоял из одних закусок, которые Вера доставала из холодильника и раскладывала на тарелки — колбаса, ветчина, сыр, консервы, какая-то острая маринованная рыба.
— А это, — огорченно сказала Вера и поставила на стол вазочку с чем-то вроде крема, — фондю Франш-Конте. Замечательная французская закуска. Только немного пригорела. Попробуй.
Я положил себе на тарелку немного этого фондю и попробовал его.
— А что это?
— Вино, чеснок, швейцарский сыр, яйца, масло. Нравится?
— Интересная еда.
Фондю напоминало по вкусу подгоревшую манную кашу, только с чесноком.
Вера налила половину бокала шампанского и долила доверху коньяком. Это мне. Себе она налила только шампанского.
— Чин-чин, — сказала она. — Чин-чин. Так итальянцы чокаются.
Я поднял свой бокал, и мы чокнулись. Хрусталь зазвучал глухо, как деревянный, может быть, потому, что в вине было много пузырьков. Моя смесь показалась мне совсем некрепкой и невкусной, но я почувствовал, что кровь сразу прилила к лицу. И я стал необыкновенно разговорчив, рассказывал смешные истории и все говорил, говорил, как бы пытаясь оттянуть минуту, когда придется заговорить о другом, а я не знал, как это сделать, и боялся, и не понимал, зачем это ей; а она смеялась и радовалась моим шуткам, и, как мне казалось, тоже волновалась, и все подливала в мой бокал эту смесь, которая теперь казалась мне удивительно приятной.