Весеннее пробуждение
Шрифт:
– Джонатон, – прошептала она. – Я здесь.
Он не откликнулся. «Господи, – взмолилась Ровена, – пусть он услышит меня. Пусть знает, что я здесь». Она немного посидела тихо, потом снова начала говорить, словно он мог ее слышать.
– Сегодня я перелетала через Канал. На «Виккерсе», еще более современном, чем мой. Наверное, мистер Диркс действительно уверен во мне, если доверил перегнать такой аэроплан во Францию. Вот подожди, скоро сам узнаешь, когда сядешь за штурвал. Он легкий, как птица, и очень послушный. Диркс передает тебе привет, и твоя мама тоже.
Конечно,
– Ты знал, что мы с Кристобель вместе катаемся верхом, когда я дома? Думаю, она тебе не сказала. Но так и есть, а когда подойдет время ее выхода в свет, я дам ей свое белое платье и помогу устроить настоящий бал. Я знаю, ты не считаешь светские приемы важными, но Кристобель очень ждет дебюта в обществе. Думаю, надо взять ее на охоту в следующем сезоне, она отлично скачет верхом…
Ровена замолчала и прикрыла глаза рукой. Слова закончились. Тяжелый день давал о себе знать, сильно кружилась голова. Ровена сделала пару глубоких вдохов в надежде, что станет легче.
И тут пальцы Джона в ее ладони едва шевельнулись. Вздрогнув, Ровена подняла голову и вдруг увидела, что он смотрит на нее. Его удивительно синие глаза словно говорили с ней, и она все понимала без слов, ощущая его любовь и благодарность. Ровена наклонилась ближе, вновь вызывая из памяти дорогие воспоминания. Его нежные поцелуи. Ту смешную историю с палочкой, которую он выронил из аэроплана, и как они вместе хохотали. Она очень хотела, чтобы Джон услышал ее мысли, и ей казалось, что он слышит. Потом его веки дрогнули, и она почувствовала, как он страдает.
Нагнувшись над кроватью, Ровена мысленно умоляла его остаться с ней. Она чувствовала, как он пытается собраться с силами, и на миг в синих глазах сверкнула решимость, но слабость и боль брали свое.
– Я люблю тебя, Джонатон, – прошептала Ровена. Сердце ее рвалось на части, но сейчас это было неважно. Главное – Джон узнал, как сильно она его любит и всегда будет любить.
Глаза Джонатона затуманились. Ровена понимала, что он покидает ее, и, не отрывая взгляда, опустилась рядом с койкой на колени и бережно обняла его. От горя и муки ей хотелось кричать, и единственное, что утешало ее, это то, что она успела попрощаться.
Немногим погибшим в этой войне довелось умереть на руках у любимого человека.
Потом его не стало.
Уже не сдерживая слез, Ровена опустила голову ему на грудь и слушала последние биения его сердца. Незримая ниточка, которую она всегда ощущала между ними, оборвалась, и Ровена чувствовала себя одинокой и несчастной. Очень хотелось, чтобы рядом оказался Себастьян.
Она не знала, сколько так просидела, прижимаясь к телу Джонатона, но, когда подошла сестра, ноги свело судорогой. Пошатываясь от боли, Ровена кое-как поднялась.
– Могу я чем-то помочь? – услышала она как в тумане мягкий голос.
– Нет, – ответила
Глава двадцать первая
Виктория могла бы поспать и подольше, но привычка просыпаться с первыми лучами солнца взяла верх. Спросонья она сначала не могла понять, где находится. Почему-то она ожидала, что проснется в дорогой сердцу комнате в мейфэрском особняке, с резной мебелью кленового дерева и мраморным камином.
Но ей нравилась и новая спальня в лондонской квартире. Просторная, с белыми стенами и высоким потолком. Недавно Виктория заказала новые полы, и теперь темное дерево мягко поблескивало в утреннем свете. Камин заменили на батарею центрального отопления, из-за чего рамы в витражных окнах немного покривились и покрылись вмятинами, но Виктория не расстраивалась. Теперь она относилась к таким вещам намного проще, и это ее вполне устраивало.
Она сладко потянулась и опустила ноги на мягкий коврик из овечьей шерсти, лежащий рядом с кроватью. Потом надела уютные вязаные тапочки – подарок Кейти на Рождество – и направилась в ванную. По опыту она знала, что босиком туда лучше не заходить, плитки там адски холодные. С другой стороны, с приходом апреля и теплой погоды ледяной пол был уже не так страшен.
Надев мягкий батистовый халат, она на цыпочках прошла в кухню, чтобы приготовить чай. Сюзи еще не встала, а Элинор уже уехала в очередной госпиталь из списка, где она работала или помогала добровольцем.
По совету доктора и Элинор, Виктория теперь проводила в госпитале всего три дня в неделю. Здоровье не позволяло посвящать работе больше времени, а она наконец-то начала понимать, что не бессмертна. Астма никуда не денется, так что чем раньше она смирится с болезнью, тем лучше будет себя чувствовать.
Но Виктории приходилось часто напоминать себе об этом.
Она зажгла газовую плиту, поставила кипятиться чайник и достала чашки для себя и Сюзи. Тетя Шарлотта пришла бы в ужас, узнай она, что племянница готовит по утрам служанке чай, но ведь Сюзи не виновата, что хозяйка просыпается ни свет ни заря. К тому же Виктория подглядела, что кавалер Сюзи ушел совсем поздно – видимо, ей все же придется со временем искать новую домработницу.
Виктория направилась к входной двери, чтобы забрать молоко. Странно, что в доме не было черного хода для слуг, но из квартиры вело всего два выхода – парадная дверь и пожарная лестница. При мысли о карабкающемся по ней молочнике с бутылками Виктория прыснула от смеха.
Она открыла дверь и вздрогнула, увидев стоящего на пороге высокого мужчину.
Виктория не сразу поняла, что перед ней Кит, но когда узнала его, кинулась ему на шею, позабыв от радости обо всех размолвках. Кит схватил ее в охапку и закружил по воздуху, и от счастья у нее защемило сердце. Он жив.
Осторожно поставив ее на ноги, Кит сделал шаг назад. Ну конечно, ведь теперь они всего лишь друзья.
И он влюблен в другую.
Виктория прикусила губу и посторонилась, чтобы дать ему войти в квартиру.