Весеннее сумасшествие
Шрифт:
— Илья, ты ее любишь? — вырвалось у меня. — Бедный ты наш мальчик…
— Тронулись все на любви! — в гневе заорал Илья. — Покою от вас нет! Не люблю я никого, понятно? Не люблю! Я не такой дурак, чтобы любить!
Сашка молча потащил меня к выходу, впихнул в нашу комнату и предупредил:
— Сразу ложись спать. Поговорим завтра. Поняла?
Однако сразу лечь не удалось.
— Ой, да ты пьяненькая, — приветствовала меня Светка. — Наконец-то! Хоть что-то хорошее.
— А случилось еще что-нибудь плохое? — ужаснулась я.
Вместо ответа Светка,
— Это кто тебя напоил-то?
— Сашка.
— Ничего себе, тихоня! Правильно, соперничество, оно всегда стимулирует.
Она так заботливо, по-матерински, укрыла меня одеялом, что я не могла сдержаться. Пусть я обещала милиции никому не проболтаться, но намекнуть имею право? Бедная Светка даже не догадывается, что теперь вместо меня стала главной подозреваемой.
— Светка, ведь не ты убила Марго, да?
— Нет, не я. Не думай про это, спи.
— А ты можешь доказать, что это не ты? Не мне, а так, на всякий случай. Чтобы никто не мог тебя обвинить, понимаешь? Скажи, пятого вечером ты была с иностранцем?
— Конечно, нет. Я была с нормальным нашим парнем. Терпеть не могу, когда лопочут по-английски. Отвратительный язык! Если б у них хватало ума в постели молчать, тогда другое дело, а ведь они еще требования выдвигают! Хочу то, хочу это… Никакого для женщины удовольствия.
— Погодите! — вмешалась подошедшая Нелька, которая всегда реагировала менее быстро и горячо, чем Светка, зато более практически. — Маша, ты ведь была не с Сашкой, а ездила куда-то с Аленой. Мне Виталик говорил. Разве нет?
— Ну… да, вообще-то. Сашка просто дал мне водки, чтобы я согрелась. Я очень замерзла, пока шла обратно.
— В таком виде? — уточнила Нелька. — Без куртки? Тебе надо было взять машину. Конечно, в такое время суток это дорого, но идти пешком раздетой…
— У меня не было с собою денег.
— Во сволочь! — с несвойственным ей темпераментом выругалась моя собеседница. — Думает, раз ее папаша — Ильницкий, а наши — обычные люди, так мы уже — грязь под ее ногами? Она что, выперла тебя и даже денег отказалась одолжить?
— Папенькина дочка! — поддержала Светка. — Все ей на блюдечке, вот и обнаглела совсем. Этот ее московский гонор…
— Нет-нет, — поспешила восстановить справедливость я, — на самом деле Алена не такая. Ее гонор — это защита, понимаете? Отец их бросил и женился на молодой, которая держит его в ежовых рукавицах. Алена очень переживает, ей не хватает денег, чтобы жить так, как она привыкла, а отец дает недостаточно.
— Переживать из-за денег — невелика заслуга, — фыркнула Светка.
— Не только из-за них. Она и по-человечески переживает, честное слово! Она именно из-за этого решила жить с женщинами, а не с мужчинами, потому что после такого поступка собственного отца…
Тут я прикусила язык. Прав был Сашка — мне следовало сразу лечь спать. Я и ему-то не собиралась открывать то, что узнала за сегодняшний вечер, а тем более кому-то другому. Если Алена хочет скрывать определенные вещи, не мое дело афишировать их. Ее тайны принадлежат ей,
— Значит, она действительно лесбиянка? — явно обрадовалась Светка. — Так ей и надо! Нечего было выгонять тебя на мороз без денег.
— Я не просила у нее денег.
— Ты что, ее еще и защищаешь? — удивилась Нелька.
— Нет. Она плохо вела себя по отношению ко мне, и она меня ненавидит. Я тоже ее не люблю. Просто я знаю, что она несчастная, и не хочу… Вы ведь не станете никому рассказывать то, что я сейчас наговорила, хорошо?
— Конечно, раз ты не хочешь, — легко согласилась Светка. — И без нее хватает проблем.
Она действительно выглядела не такой, как всегда, более озабоченной и издерганной. Впрочем, а я разве нет? У всех у нас нервы. Я плакала, Наташа плакала, Алена, и та сегодня почти плакала, разговаривая с отцом. Одна Нелька держится, такой уж у нее спокойный характер.
Не успела я это подумать, как раздался грохот, потом крик. Мы со Светкой в испуге вскочили. Нелька сидела на полу, схватившись за ушибленный бок, кругом валялись учебники. Ведь я давно собиралась забить этот дурацкий гвоздь в этажерке, мы не первый раз за него цепляемся! Неожиданно Нелька уставилась на свою ногу, всхлипнула и принялась горько рыдать.
— Думаешь, сломала ногу? — ужаснулась я. — Болит?
— Брю-ю-ю! — провыла Нелька.
— Живот болит? — не поняла я. «Брю» — может, брюхо?
Она отрицательно замотала головой, продолжая жалобно повторять: «Брю-ю-ю! Брю-ю-ю!»
— Господи! — догадалась, наконец, Светка. — И ты так убиваешься из-за каких-то брюк?
— Но-о-овые! — с трудом выдавила Нелька.
Лишь тут я сообразила, в чем дело. Те самые модные бордовые брюки с вышивкой и стразами, приобретенные седьмого марта, порвались о гвоздь. А ведь одни трусы к ним стоят десять долларов, хоть и обошлись в семь из-за праздничной скидки. Я запомнила цену. Конечно, обидно испортить новую вещь. Хотя понятно, что реально Нелька плачет не из-за этого — ну, кто же станет по подобному поводу всерьез страдать? Просто она, как мы все, не железная леди, а обычная слабая женщина, у нее тоже нервы. Убийство, случившееся рядом, никому не проходит даром. Любой, самый ничтожный повод оказывается достаточным для взрыва.
Это я и объяснила Светке, которая явно пребывала в недоумении.
— Ей надо выплакаться, — добавила я. — Слезы очень помогают.
— Проверю при случае, — мрачно ответила Светка и выключила свет. Наутро меня немного знобило, и я порадовалась, что как раз воскресенье и не нужно идти на занятия. Добросердечная Наташа тут же принялась меня лечить. Я пыталась убедить ее, что рядовая простуда не стоит подобной заботы, но в глубине души было очень приятно. Видимо, дома меня избаловали, и за месяцы в чужом городе я страшно истосковалась по плечу, на которое можно опереться. Наташа, настойчиво и нежно заставляющая выпить противное молоко с содой, обещая вознаградить за страдания шоколадкой, казалась ангелом с небес.