Весенние ласточки

Лаффит Жан

— Нет, мы пришли по поручению комитета мира.

— Великолепно. Ну а в вашем комитете, естественно, Советский Союз не осуждают?

— Зачем? Он никому не угрожает.

— Но у Советского Союза тоже есть солдаты, армия, атомная бомба… Не отрицайте хотя бы, что он готовится к обороне.

— А остальные страны?

— Вы хотите сказать — американцы? Да, у них тоже немало торговцев пушками… На мой взгляд, они хотят, чтобы дрались другие, а они будут продавать им оружие… — он усмехнулся.

— Я

думаю, в один прекрасный день они вынуждены будут все свое добро отправить в стратосферу или создать в Тихом океане новые острова, чтобы избавиться от своего оружия. Нечто наподобие мусорного ящика…

Все рассмеялись.

— Я люблю пошутить, но на самом деле я гораздо серьезнее, чем кажусь. Мне бы хотелось пораздумать над вашей просьбой на досуге и проглядеть соответствующую литературу. Вы, наверное, можете мне ее дать?

Но они ничего не захватили с собой, и Жаклина предложила принести эти материалы попозже.

— Только не слишком много, мне все-таки кое-что уже известно. Видите ли, дорогая моя начинающая общественница, я бы ратовал за разоружение всех стран…

— Ваше стремление отвечает стремлениям движения за мир, — ответил Леон, — а ЕОС преследует как раз противоположную цель.

— Возможно. Принесите вашу литературу. Я бы не прочь также познакомиться с высказываниями Советской России по вопросу о Европе. Во всяком случае, выдвинутая ЕОС маленькая Европа — нелепость…

Кто-то постучал в дверь.

— Вы меня извините, но ко мне пришел ученик, — сказал хозяин квартиры. — Мне сейчас некогда продолжать наш разговор. Приходите ко мне в другой раз. Я преподаю английский и немецкий языки.

Пожимая им руки, он добавил все в том же насмешливом тоне:

— Это легче, чем учить русскому.

В соседнюю квартиру им даже не пришлось звонить. Молодая блондинка в плаще, сшитом по последней моде, стоя у дверей, искала в сумочке ключ. Она так приветливо посмотрела на Жаклину, что та, осмелев, обратилась к ней:

— Мы собираем подписи жильцов дома под протестом против перевооружения Германии…

— Я уже подписала.

— Может быть, не то? У нас речь идет о ЕОС.

— Кажется, так оно и называлось. Пожалуйста, покажите мне ваш листок.

Она внимательно прочитала текст протеста и с милой улыбкой его вернула.

— Именно это я и подписала. Недавно ко мне приходил водопроводчик и дал мне такую же бумажку. Почему вы смеетесь?

— Кажется, я с ним знакома. Маленький, растрепанный?

— Да, да.

— В таком случае прошу извинения. Он член нашего комитета. Значит, он нас опередил.

— Если хотите, я могу подписать и ваш листок.

— Зачем же, раз вы уже дали свою подпись.

Леон вспомнил, что Пибаль, рассказывая о своем похождении, добавил, будто у этой женщины не то

муж, не то любовник депутат. Может быть, водопроводчик и прихвастнул? Но она была такая хорошенькая и приветливая, что Леон решился:

— Можно вас попросить еще об одной вещи?

— Пожалуйста.

— Ваш муж депутат. Скажите ему, чтобы он не голосовал за ЕОС. Французы не желают…

— Хорошо, я поговорю…

Все трое спустились вниз, но на улице Леон попрощался, он спешил на лекцию.

Дождь продолжался. Жак взял Жаклину за руку, и они побежали…

* * *

Блондинка вошла в переднюю, сняла плащ и, стоя у зеркала, причесала слегка намокшие волосы. Из комнаты донесся голос Анри Вильнуара:

— Маринетта!

Она молча вошла в спальню, села в кресло, положила ногу на ногу и закурила сигарету. Только тогда она спросила:

— Господин министр желает меня видеть?

— До чего же ты ребячлива!

Поговаривали о преобразовании кабинета, и Вильнуар надеялся на этом выиграть, тем более что Маринетта обещала, если он станет министром, взять развод и выйти за него замуж. Элен вернулась в Перигё и, казалось, образумилась. Правда, Вильнуар ожидал еще нескольких сцен, но самое трудное было позади. Элен теперь все знала. И, что еще важнее, Вильнуар-отец, поставленный в известность о намерениях сына, одобрял их. Главное теперь — избежать скандала. Элен будет неплохо обеспечена… Дети поедут учиться в лицей, а каникулы будут проводить с матерью. В общем Анри ни в чем не мог себя упрекнуть. Наконец, в сорок четыре года судьба ему улыбнулась.

Он встал из-за своего маленького письменного стола, чтобы подать Маринетте пепельницу, и, воспользовавшись случаем, поцеловал ее в затылок.

— Скажи, с кем ты разговаривала?

— С молодыми людьми.

— С молодыми людьми?

— Да, и с ними еще была очаровательная девушка.

— Чего они от тебя хотели?

— Ничего особенного, мою подпись.

— Для чего?

— Против ЕОС.

— И эти тоже! Надеюсь, ты не подписала?

— А почему? Нечего на меня так смотреть, вот уже три месяца, как я это сделала.

— И ты еще смеешься?

— По-твоему, я должна плакать?

— Но это же глупо. Кампанию проводят коммунисты.

— Знаешь, они слишком милы для коммунистов.

— Больше ни о чем они тебя не просили?

— Просили.

— О чем?

— Передать тебе, чтобы ты не голосовал за ЕОС.

— Они меня знают?

— По-видимому.

— Только этого недоставало. Они способны поднять шумиху в своей газете.

— Ну а честно говоря, как ты сам относишься к сообществу?

— Скорее отрицательно.