Весенний детектив 2013 (сборник)
Шрифт:
Год спустя
«Дорогая Настенька, огромное спасибо тебе за книжку. Ты большая умница, я читала не отрываясь и не могла поверить, что это ты написала. Ты настолько хорошо прочувствовала, так точно все описала, что у меня перед глазами снова встало мое прошлое. И мой Игорь… Жаль, что ты его плохо знала. Но вышел он у тебя именно таким, каким и был в жизни. Желаю тебе успехов, дорогая, а если сможешь, приезжай ко мне – отдохнешь, наберешься впечатлений. У нас сейчас просто замечательно, улицы еще не успели пропылиться, зелень свежая, все цветет и радует глаз. Знаешь, Настюша, а ведь май, оказывается, самый лучший весенний месяц, как я могла этого не замечать
Нажав на «Отправить», женщина в белой широкополой шляпе и легком брючном костюме закрыла маленький ноутбук и потянулась к чашке с кофе. В небольшом парижском кафе было мало посетителей – стояло раннее утро. Но эта дама была здесь завсегдатаем, и обслуживающий персонал успел привыкнуть к ее ранним визитам и долгим посиделкам.
Рядом сразу возник официант:
– Мадам, ваш кофе остыл. Я принесу другой.
– Не нужно, Жак. Принеси мне лучше бокал вина.
– Красного? – уточнил юноша, и женщина улыбнулась:
– Ты же знаешь, я не пью другого.
Валерия Вербинина. Богиня весны
Ах, как хороша, как нежна, как упоительна весна – но вдвойне хороша она в прекрасном городе Париже. Вдоль бульваров каштаны распустили зеленые гривы, воздух пронизан золотом, и даже лошади, уносящие в сказочные дали какой-нибудь ладный, словно игрушечный экипаж, цокают копытами по-особому звонко. Всюду праздник – в беззаботном смехе детей, играющих в догонялки, в глазах кошек, которые щурятся на солнце, лежа на подоконниках, в оживленных лицах хорошеньких женщин. Даже угрюмый Рейно, в чьи обязанности входит поддерживать порядок на улице Риволи, где расположены очень богатые особняки, и тот преподнес мадемуазель Николетт, горничной из дома номер семь, букетик собственноручно сорванных цветов. И плутовка приняла подарок, даром что предметом ее мечтаний был вовсе не этот усатый брюнет с унылой физиономией язвенника, а слесарь Монливе, блондин и весельчак, который не так давно чинил в особняке замок. Но, в конце концов, мало ли что – вдруг слесарь, к примеру, окажется женатым, тогда и унылый полицейский на что-нибудь сгодится. Николетт была так создана, что не строила далекоидущих планов.
Только один человек в этот день оставался совершенно равнодушным к чарам весны и, похоже, даже не радовался ее приходу. Это был старый, седой слуга из малоприметного дома, затесавшегося среди дворцов аристократов и банкирских содержанок. Каждое утро Рейно видел, как слуга выходит на прогулку в сопровождении дряхлой собаки неопределенной породы с длиннющим пятнистым туловищем, смахивающим на колбасу. Лапы у собаки были короткие, как у таксы, в глазах застыла вселенская грусть, а уши свисали до самой земли. По словам Николетт, чем собака уродливей, тем она породистей, и это чудо природы, вероятно, считалось в собачьем царстве чем-то вроде принца крови; хотя Рейно для виду согласился с горничной, он все же не мог избавиться от ощущения, что эта колбаса на кривеньких ножках – не собака, а недоразумение. Вообще, по его мнению, и пес, и слуга были вполне под стать друг другу – оба старые, медлительные, неповоротливые и молчаливые. Вот и сейчас они неторопливо прошли мимо и, как обычно, углубились в парк, примыкавший вплотную к дому номер семь.
Парк был полон трепещущих солнечных лучей, детского смеха и женского говора. Одна или две старушки, сидя на скамейках, что-то с увлечением вязали, прочие женщины делали вид, что присматривают за детьми, но на деле обменивались последними сплетнями – какое платье сшила Берта на помолвку, когда выходит замуж Люсиль и как едва не разорился какой-то Франсуа, но все-таки не разорился, потому что успел получить наследство от тетки Сюзетты. Проходя мимо той, что с увлечением обсуждала с соседкой неведомого Франсуа,
А слуга в сопровождении безмолвного пса продолжил свой путь, и чем дальше он уходил от беззаботных парижанок, тем печальнее становились его мысли. Он думал о том, как скверно быть стариком, на которого никто не обращает внимания, а если и обращает, то лишь для того, чтобы сразу же его забыть. Впрочем, так как он питал некоторую склонность к философии, то сразу же утешил себя, что быть старым и больным хуже, чем просто старым, а еще хуже – старым, больным и нищим. Собака трусила возле него, и ее длинные уши мотались из стороны в сторону. Старик поглядел на нее и подумал, что человеку приходится нелегко, а собаке, должно быть, совсем невмоготу, хотя этой еще повезло: недаром же ее хозяин – знаменитый ученый Мезондьё, который души в ней не чает. Правда, ученый скуповат, и ему, Антуану Валле, назначил гораздо меньше того, что полагается приличному слуге, но Антуан на него не в обиде. В конце концов, в его возрасте уже можно довольствоваться малым, да и хорошее место отыскать не так-то легко.
Пес вопросительно смотрел на своего спутника, слегка виляя хвостом. Антуан очнулся от размышлений и увидел, что они находятся уже у ограды, отделявшей сад дома номер семь от территории парка. Пора было возвращаться. Дом принадлежал какой-то богатой русской, которая жила здесь наездами, – не то княгине, не то княжне, если верить болтушке Николетт. Верный своей философии, Антуан подумал, что хорошо быть богатым русским, особенно если ты не слишком стар. Впрочем, княгиня и в самом деле была молода – слуга пару раз видел ее издали. Он со вздохом поглядел на закрытые окна и повернулся, чтобы уйти, но тут откуда-то из глубины дома донесся мягкий фортепианный аккорд, и слуга замер на месте. Ему показалось, что он знает эту мелодию, но никак не мог вспомнить, кто ее автор.
В следующее мгновение окно во втором этаже распахнулось, из него вылетел какой-то предмет и упал к ногам Антуана, стоявшего за оградой. Фортепиано умолкло, заглушенное взрывом беспечного смеха, а окно закрылось так же быстро, как и отворилось.
Антуан в изумлении покосился на собаку, словно только она могла втолковать ему, что происходит, но, разумеется, никакого объяснения не получил. По привычке вздохнув, слуга наклонился и подобрал неведомый предмет, оказавшийся мешочком из довольно плотной ткани. Запустив руку внутрь, Антуан вытащил из него несколько колец с крупными камнями и ожерелье, сверкающее яркими рубинами.
Тут философия начисто отказала Антуану, зато включился здравый смысл. И здравый смысл весьма кстати шепнул ему, что ожерелья не бросают куда попало, что ожерелья с настоящими рубинами вообще не бросают, особенно из окон, даже самые эксцентричные и самые что ни на есть богатые русские и что, если вдуматься, все происходящее выглядит довольно-таки подозрительно.
Неизвестно, какие именно выводы сделал Антуан, зато доподлинно известно, что пять минут спустя полицейский Рейно видел, как неповоротливый обычно старик непривычно быстрым шагом возвращается домой, держа одну руку в кармане сюртука. Возле слуги бежал, пыхтя от напряжения, верный пес.
Дзззззыыынь!
Давно известно, что неожиданный звонок в дверь производит совершенно разное действие на людей, у которых совесть нечиста, и на тех, которым нечего скрывать. Если первые бледнеют, краснеют и стремятся делать вид, что их нет дома, то вторые пожимают плечами, разводят руками и спрашивают у своей половины (двадцать лет совместной жизни, полгода любви, девятнадцать с половиной взаимного безразличия, трое детей, один от соседа напротив – не считая того, что от дочери консьержки, но об этом жене знать не обязательно, так же как и мужу о соседе).