Весенняя коллекция
Шрифт:
– Иди сюда, Эйприл, – шепнула Мод, снимая с Эйприл покрывало и обнимая ее за плечи. – Ложись на подушку, закрой глаза и думай только о своих ощущениях. Не надо, не напрягайся, я просто хочу поцеловать тебя.
Мод целовала Эйприл нежно – сначала в лоб, почти у линии волос, потом ее губы скользнули ниже, к мочкам ушей, к подбородку. Она почувствовала, как обмякло тело Эйприл, услышала, как она вздохнула облегченно, но по-прежнему продолжала целовать только лицо Эйприл. Она испытывала особое наслаждение от того, что заставляла себя сдерживаться.
Время от времени Мод бросала взгляд на Эйприл, на ее прекрасные и бесстрастные черты и просто не верила себе. Неужели она ласкает то лицо, которое
Она чувствовала, как Эйприл тянет свои губы к ее, но все время словно ускользала от них, ожидая, когда губы Эйприл станут еще требовательнее. И скоро, раньше даже, чем ожидала Мод, Эйприл обхватила ее голову руками и притянула ее к себе. Они слились в долгом, бесконечном поцелуе. Мод решила, что дождется, чтобы Эйприл первая стала играть языком, поэтому целовала ее почти невинно. Сначала Эйприл лизнула ее легонько, потом язык ее стал требовательнее, и наконец Мод, дав себе волю, стала отвечать на ее ласки. А рука Мод скользнула под ночную рубашку Эйприл и нащупала крохотный возбужденный сосок.
Мод целовала Эйприл и ласкала только одну ее грудь, зная, как возбуждающе это действует. Она прислушивалась внимательно к дыханию Эйприл, и, когда оно участилось, Эйприл вдруг шепнула: «Не останавливайся!» – и приникла к Мод теснее. «Нет, – подумала Мод, – я не буду торопиться, не дам Эйприл довольствоваться немногим, как, видно, бывало у нее с мужчинами».
Наконец Мод почувствовала, что Эйприл сжала ее голову и стала тянуть ее вниз, давая понять, что хочет, чтобы Мод целовала ей грудь, но сделала вид, будто ничего не поняла.
– Пожалуйста, ну пожалуйста… – выдохнула Эйприл.
– Чего тебе хочется, радость моя? – шепнула Мод. – Скажи, чего ты хочешь, скажи словами.
– Поцелуй мою грудь! – взмолилась Эйприл, и Мод, взглянув на нее, увидела, что та уже перестала смущаться. Но не успела Мод наклониться, Эйприл уже передумала и, сев в кровати, обеими руками обняла Мод.
– Расстегни свою пижаму, – велела она. – Я хочу сама ласкать тебя. – И не успела Мод обнажить груди, Эйприл приникла к ней страстно и стала гладить и ласкать их, сначала неумело, но потом все увереннее и увереннее. Она приникла к ним, воображая себя то младенцем, то мужчиной, и вдруг поняла, что она – женщина и хочет большего.
– Мод, Мод, что мы делаем?! – воскликнула она.
– Ты хочешь другого? Скажи, скажи это словами.
– Мод, но я… я не знаю этих слов.
– Знаешь.
– Прошу тебя, у меня нет больше сил терпеть.
– Что ты хочешь, чтобы я сделала? – Мод была неумолима. Только так можно заставить Эйприл познать самое себя.
– Между ног… рукой, языком… неважно! Скорее!
– Нет, только не скорее, нельзя спешить, особенно в первый раз, – шепнула Мод. – Сними ночную рубашку и ложись под одеяло. – Эйприл послушалась, а Мод тем временем сняла пижамные брюки. – Ты ласкала мою грудь, а я твою еще нет, – сказала она сурово. – Это несправедливо, ведь я столько о ней мечтала, с ума сходила, глядя, как ты ходишь без лифчика в своих обтягивающих свитерах… Лежи спокойно, дай мне на тебя полюбоваться… О, какие у тебя напряженные сосочки! Радость моя, ты просто создана для этого…
Мод легла так, что рот ее был на уровне груди Эйприл, а руками она могла ласкать все тело Эйприл. Целуя ее грудь, Мод осторожно положила ладонь ей на живот и стала ждать, не оттолкнет ли ее Эйприл. Но Эйприл только выгнулась дугой и откинула одеяло, открыв свое великолепное тело.
– Да, да! Ниже, ниже! Я не могу больше терпеть! –
– Ну же, Мод, ну! – Эйприл сама раздвинула ноги и требовательно, совершенно забыв, что хотела во всем подчиняться Мод, сказала:
– Целуй меня там!
Мод сползла вниз и приникла ртом к влажному лону Эйприл, а потом осторожно, помня о том, что Эйприл еще девственница, просунула в манящее отверстие палец. Эйприл завыла от восторга и стала толкать пальцы Мод еще глубже. Потом вытащила их и тут же запихнула внутрь снова.
– Сильнее же! Еще! И целуй меня, целуй!
Мод отдалась этому занятию, забыв обо всем и прислушиваясь только к ощущениям Эйприл. Давая девушке то, чего она, сама о том не зная, ждала так долго, Мод словно сама получала наслаждение. И Эйприл была ненасытна. Когда Мод немного замедляла ритм, Эйприл понукала ее, словно скакуна, и, наконец заметив, как девушка выгнулась дугой, Мод поняла, что Эйприл близка к оргазму. Движения ее стали быстрей и резче, потом ее подруга замерла на мгновение и, издав дикий, безумный вопль, достигла высшей точки экстаза.
Когда девушка наконец замерла удовлетворенно, Мод подняла голову и посмотрела на нее, не зная еще, чего ожидать – смущения, стыда, удивления. Глаза Эйприл сияли из-под полуприкрытых век, и она, улыбаясь, облизывала запекшиеся губы.
– Подожди минутку, Мод, любовь моя, подожди минутку, и я сделаю все, чтобы тебе тоже было хорошо. Я буду благодарна тебе до самой смерти…
– Послушай, дорогая моя, это вовсе необязательно… Я умею обходиться сама.
– Ты не понимаешь – я сама хочу этого. Я сделаю это тебе, а потом снова ты мне, или мы будем делать это одновременно. Я ведь еще новичок, Мод. Подумай только, сколько всего у меня еще впереди. Ну, иди же сюда, поцелуй меня!
«Она не только будет равной мне, – подумала Мод, – скоро, очень скоро она получит от меня все, что я смогу ей дать. Она неутомима. Лучше уж я получу все, что смогу сейчас, пока она не заинтересовалась другими женщинами. Когда мы вернемся в Нью-Йорк, она станет самой популярной из девушек. Я ей не нужна, но она об этом еще не догадывается».
И Мод, повернувшись к Эйприл, поцеловала ее в губы.
19
Каждое утро Жак Некер просыпался с ощущением, что было бы лучше, если бы он вообще не ложился спать. Его преследовали ночные кошмары, а проснувшись, он не мог их вспомнить и только чувствовал, будто его всю ночь тащили куда-то волоком. Он был удручен до последней степени, но тем не менее никак не мог вспомнить, что же его мучило во сне. За последнюю неделю это настолько прочно вошло в его жизнь, что стало реальнее всех его достижений и осязаемей, чем любая принадлежащая ему вещь.
Страшная аура ночных ужасов только слегка рассеивалась, когда он, с трудом заставив себя пройти через обычные утренние процедуры, направлялся к себе в офис. Неделя показов весенних коллекций неумолимо приближалась, и он даже находил некоторое облегчение в чрезмерных заботах, принимая не только все самые важные решения по управлению своей огромной империей, но и следя за мелочами, которые обычно находились в ведении его сотрудников. Он вникал во все подробности организации показа в «Рице», требовал отчета о том, достаточно ли доставлено горшков с цветущими деревцами, следил за ходом подготовки декораций, настаивал на изменениях в меню, даже лично дегустировал вина, – словом, вел себя так, будто его волнует только одно – успех коллекции Ломбарди. Он работал допоздна, сводил с ума подчиненных, заставляя их вносить изменения в уже утвержденные планы и оттягивая насколько возможно момент, когда приходилось возвращаться домой.