Весенняя река. В поисках молодости

Венцлова Антанас

Когда мы вошли в зал заседаний Верховного Совета Советского Союза, весь Президиум стоя долго приветствовал нашу делегацию. Здесь мы впервые увидели людей, которые с Октябрьской революции и гражданской войны были известны всему миру. В Президиуме стояли и аплодировали нам Калинин, Ворошилов, Буденный, маршалы и министры. Впервые мы увидели и Сталина. Он стоял в последнем ряду Президиума и тоже аплодировал.

С большим докладом на совместном заседании обеих палат Верховного Совета выступил Юстас Палецкис. Выступали Матас Мицкис, Пранас Зибертас и другие. Саломея Нерис читала отрывок из своей поэмы. Наши делегаты выступали на литовском языке, на русский язык их речи переводил стоявший рядом переводчик. Впервые в истории

язык литовского народа зазвучал в залах Кремля. И не только здесь. Эти речи по радиовещанию передавались всему Советскому Союзу, всему миру. Впервые в истории так широко слушали голос нашего народа.

Это историческое заседание не раз уже было описано, и я не собираюсь повторять общеизвестные факты. Не просто сейчас передать то чувство, которым мы тогда жили. Мы понимали, что с этого дня начинается новая страница литовской истории, точнее — новая эпоха, которая в корне будет отличаться от всего прошлого. Мы понимали, что отныне у каждого из нас — новые права и новые обязанности, что наш народ наконец-то не одинок перед лицом бушующей на Западе войны, что от фашистской угрозы нас защищает вся мощь страны социализма.

Президиуму Верховного Совета была вручена декларация Народного сейма — волеизъявление литовского народа, Верховный Совет единодушно принял новую Литовскую Советскую Социалистическую Республику в семью братских народов. Долго гремели, смолкали и снова раздавались овации в огромном белом зале. За Президиумом глядела в зал белая статуя Ленина.

Мы посетили Мавзолей Ленина, возложили венок и благоговейно прошли мимо создателя страны социализма. Мы побывали в музеях, парках, театрах Москвы. Познакомились с членами латвийской и эстонской делегаций. Между прочим, в Большом театре мы впервые встретились тогда с видным латышским писателем-революционером Андреем Упитом.

В один из этих дней нам сообщили, что нас вызывают в Кремль. В холле гостиницы собрались не все — только девять членов нашей делегации, в основном те, кто занимал тогда руководящие посты в республике. Среди нас были А. Снечкус, Ю. Палецкис, И. Адомас-Мескупас, М. Шумаускас, генерал В. Виткаускас и другие. Когда, прибыв в Кремль, мы поднялись по лестнице на второй этаж, нас провели в большую комнату с обшитыми темной панелью стенами. На стене висел лишь портрет Ленина. На длинном столе, накрытом зеленым сукном, стояли бутылки минеральной воды, стаканы, лежали блокноты и карандаши, а также большие коробки с папиросами, кажется «Герцеговина Флор». Со своих мест поднялись поздороваться с нами трое — Сталин, Молотов и Жданов. Больше в комнате никого не было.

Неизвестно, знали ли другие члены делегации заранее, на какую встречу мы отправляемся. Для меня все это было полной неожиданностью. Сталин, поздоровавшись с каждым за руку, пригласил садиться, и мы заняли места за столом. Он указал на папиросы и закурил сам — не трубку, как мы привыкли видеть на фотографиях. Ю. Палецкис, как старший в нашей делегации, поднявшись, поблагодарил за прием Литвы в состав Советского Союза и за приглашение на сегодняшнюю встречу, но, не дослушав его, Сталин снова пригласил его жестом руки садиться, улыбнулся и сказал:

— Здесь мы собрались по-дружески поговорить, без всякой официальности.

Наша беседа продолжалась два с половиной часа. Она шла неторопливо. Сталин выразил свое удовлетворение тем, что в Советский Союз вошли новые, Прибалтийские республики. Он добавил, что литовский язык — очень древний и своеобразный, — так ему говорили. Кто-то из нас коротко рассказал о борьбе литовского народа против фашизма, за советскую власть. Сталин спросил, не переезжает ли, правительство нашей республики в Вильнюс. Услышав, что еще нет, он заметил:

— Вильнюс — столица Литвы. И место правительства, конечно, в Вильнюсе.

Несколько вопросов Сталин задал генералу В. Виткаускасу — о литовской армии, о ее вооружении. Услышав

о типах литовских самолетов и толщине танковой брони, Сталин усмехнулся и сказал:

— Нет, в войне нынче такое оружие не пригодится. Такую броню пробьют противотанковые орудия самого малого калибра.

Я смотрел на Сталина и его ближайших сотрудников. Сталин был среднего роста, в чесучовом пиджаке стального цвета. Его лицо мне показалось здоровым и энергичным. Зато у Молотова цвет лица был явно нездоровый, зеленоватый, он казался утомленным или больным. Разговор за столом шел уже непринужденней, чем вначале, и оба помощника Сталина что-то записывали в свои блокноты — видно, как его, так и некоторые наши замечания.

Когда разговор коснулся вопросов просвещения, Сталин высказал мысль, что в республиках учение должно проходить на основном языке республики. «Учащиеся, — сказал он, — должны изучать и русский язык, который помогает сотрудничать всем гражданам нашего государства».

— А как ведет себя в Литве Красная Армия? Говорите начистоту, — вдруг спросил Сталин.

Наши товарищи ответили, что ведет себя она отлично. Кто-то рассказал даже, что проходящие войска следили за тем, чтобы не сломали у дорог ни единого деревца и не вытоптали ни пяди хлебов. Сталин остался явно доволен ответом.

Говорил он не спеша, тихим голосом. Казалось даже, что он старается больше слушать других, чем говорить сам. Когда наши товарищи попросили помочь республике некоторыми машинами и оборудованием, Сталин обратился к своим помощникам, и те занесли наши просьбы в блокноты.

В конце беседы Сталин сказал нам:

— Вы в своей республике новые, недавно поставленные люди. Помните, что народ должен вас уважать. Старайтесь заслужить делами уважение народа, авторитет в его глазах.

Я полагаю, не стоит объяснять читателю, какое большое впечатление произвела на нас всех эта встреча. Ведь в это время Сталин был не только руководителем нашего государства — это был один из самых известных людей планеты. Это был человек, который, как нам казалось, может и должен отразить гитлеровское вторжение. В его руках была сосредоточена огромная власть. С нами он говорил просто, по-дружески. Хоть мы из газет хорошо знали о проходивших несколько лет назад в Москве различных процессах «вредителей», хотя ходили какие-то неясные слухи о репрессиях, но мы не знали ничего, что бы позволило связывать все это с личностью Сталина. Наконец, Сталин был человеком, который помог нашему народу освободиться от ненавистного режима.

И еще одно событие этих дней оставило неизгладимое впечатление. Это была встреча с московскими писателями, устроенная в известном грузинском ресторане «Арагви».

На встречу с литовскими, латышскими и эстонскими литераторами, прибывшими на сессию Верховного Совета СССР, пришли известные советские писатели — Михаил Шолохов и Всеволод Иванов, Валентин Катаев и Константин Федин, Константин Тренев, Евгений Петров, Василий Лебедев-Кумач, критик Валерий Кирпотин, украинский драматург Александр Корнейчук и другие. Хозяином на приеме был Алексей Толстой. Он, энергичный и радушный, так и сверкал остроумием. Новые друзья, с которыми мы впервые сидели за одним столом, оказались душевными людьми. Все они, кроме, пожалуй, Шолохова, были старше нас, но еще молодые люди, хотя уже пользующиеся всесоюзной, а то и мировой известностью. Наш разговор за столом, уставленным кушаньями и кавказскими винами, шел о новых советских республиках. Мы рассказывали друзьям о литовском языке, литературе, истории, обычаях, а они, по нашей просьбе, говорили о новинках советской литературы и тут же спорили о них. Наше положение было трудней — литовская литература, если не считать «Земли-кормилицы» Цвирки, изданной в Москве несколько лет тому назад, и только что вышедшего сборника стихов Гиры да «Поэмы о Сталине», была неизвестна в Советском Союзе (еще меньше ее знали в других странах).