Весна (Дорога уходит в даль - 3)
Шрифт:
Мы гибнем! Не можем придумать, как, какими словами выразить свою просьбу.
В сказках тут полагалось бы случиться чуду. Но мы не в сказке, чудес не бывает. В довершение всех бед Люся вдруг видит в зеркале свое отражение. Пока мы бежали по улице, ей было не до отражения в витринах и зеркалах. Увидев себя, Люся приходит в ужас - она подхватывает в руки мешающую ей туфлю Виктории Ивановны, опрометью бежит к двери и, не простившись, убегает.
Здрасте! Я осталась совсем одна.
И тут - наконец!
– случается чудо!
–
– слышится в дверях ласковый голос.
– Ступай, Симочка, ляг. Я тут все скажу без тебя.
В комнату входит высокая красивая молодая женщина. Около нее, тесно прижимаясь к ее руке, стоит милая девочка в очках.
Серафим Григорьевич радуется их появлению, как утопающий спасательному кругу.
– Познакомьтесь: мои сестры. Юлия Григорьевна и младшая наша - Дося... А я, простите, в самом деле пойду лягу.
Оставшись с Юлией Григорьевной и Досей наедине, я немного прихожу в себя.
Для того чтобы окончательно "разговорить" меня, приободрить, Юлия Григорьевна задает мне несколько вопросов - посторонних, не относящихся к экзамену по алгебре. Я отвечаю.
Становится уютно, как дома. Мы смеемся над тем, что смешно.
Становится почти весело.
– Досенька, детка, уроки у тебя сделаны?.. Так ступай, девочка, ступай заниматься.
После ухода Доси Юлия Григорьевна говорит мне негромко:
– Вы напрасно заговорили с братом. Он об этом ничего к~ должен знать. И по геометрии задачи давала Мане я...
– Она ненадолго замолкает, потом добавляет еще тише: - Сейчас дам вам алгебру.
Прижимая к груди драгоценную алгебру, спускаюсь бегом по лестнице. Вдруг за мной дробно-дробно бегут чьи-то шаги. В уме мелькает: "Раздумала! Бежит за мной, чтоб взять обратно!"
И хотя эта мысль совершенно нелепая и я отлично сознаю это, но все-таки я припускаю рыси. Преследователь тоже ускоряет бег. Вылетаю из подъезда и мчусь галопом вниз, по Шопеновской улице. К счастью, из-за угла выезжает похоронная колесница, за нею - толпа провожающих ее людей. Это останавливает мой марафонский бег.
Меня догоняет раскрасневшаяся, запыхавшаяся младшая сестра Горохова Дося.
– Вы забыли у нас перчатки...
И она протягивает мне эти стократ проклятые орудия пытки из желтой лайки.
"Никогда! Никогда в жизни!
– яростно обещаю я самой себе.
– Умирать буду, а перчаток не надену!"
Глава двадцать третья. "ЗЕЛЕНАЯ УЛИЦА"
Идут экзамены. Волнения, сильнейшее напряжение всех сил, бессонные ночи. Одуряющая, отупляющая зубрежка. Иногда мне кажется, что я набиваю мозги колбасным фаршем из цифр, дат, имен, правил, законов природы!
Все это воздвигло какую-то стену между нами, учащимися, и окружающим миром. Что происходит по ту сторону стены, нам неизвестно. Мы не общаемся ни с кем, кроме наших друзей гимназистов, а они живут в такой же оторванности
Мои ученики, наборщики Азриэл Шнир и Степа Разин, временно перестали ходить ко мне на уроки: очень, говорят, заняты.
Прервал занятия с нашим кружком и Александр Степанович.
Как-то, встретив меня и Люсю случайно в Екатерининском сквере, он очень обрадовался нам. А уж как мы-то ему обрадовались!
Мы садимся все трое на лавочку, чтобы немножко поговорить.
Александр Степанович расспрашивает обо всех участниках кружка, о том, как идут у нас экзамены.
– Скоро, - говорит он, прощаясь с нами, - скоро, надеюсь, стану посвободнее. А сейчас - уж не сердитесь!
– занят, ну, просто выше головы!
Пожав наши руки, он торопливо уходит. Как всегда, очень худой и бледный, он, быстро растаяв, исчезает в сумеречной сизи.
Вечерний туман сходит на землю, как "дымный занавес" в театре. От этого все вокруг кажется ненастоящим, как театральные декорации.
Люся вдруг говорит:
– Мне почему-то сейчас показалось: больше я Александра Степановича не увижу...
– Не болтай вздора!
– сержусь я.
– Предчувствие у меня...
– оправдывается Люся.
– Предчувствие у нее! С этими экзаменами мы понемногу превращаемся в настоящих психопаток!
У меня нет таких мрачных предчувствий, как у Люси, но мне вдруг становится грустно: почему мы с Люсей не сказали Александру Степановичу, что мы его часто вспоминаем, что нам скучно без занятий с ним? Ему это, наверное, было бы приятно.
Потом идем к Люсе и всю ночь готовимся к экзамену по истории. Уместились в Люсиной комнате на удивительно неудобной кушетке, облезлой и закругляющейся, как любимый кот Виктории Ивановны, Султан, когда он потягивается, выгибая спину в виде вопросительного знака. Лихорадочно листаем учебники, задаем друг другу вопросы.
– Теперь ты, Люся!
– предлагаю я сонным голосом.
– Кто был римским императором после Нервы?
Люся совсем спит.
– После императора Нервы... или Минервы? Нет, нет, Нервы... Он, наверное, очень нервный был, как ты думаешь, Ксанурка?
– Спроси об этом завтра экзаменаторов. А теперь отвечай на мой вопрос!
– После Нервы, - вздыхает Люся, - императором был этот... ну, вот... как его? Ага, Урлапий.
– Какой Урлапий?
– смеюсь я.
– А, вспомнила, вспомнила! Его звали Ульпитрий.
– Ульпий Траян, а не Ульпитрий! Люська, не спи. Ведь провалимся!
– Так, господи, а я что говорю? Это самое... Вот именно - Пирлитрий!
– Ульпий Траян, а не Пирлитрий.
– Вот, вот, именно Траян! Откуда ты еще какую-то Ульпу взяла? Траян, просто Траян, и никаких. И он еще воевал с даками. А кто такие были даки? Что-то я запамятовала... А, знаю, они жили в Дакии!