Весна на Одере
Шрифт:
Не взглянув на упавшего лицом вперед Винкеля, Бюрке скрипнул зубами и дал короткую очередь по русскому, по его белому флагу, по детям, стоявшим в отдалении. Листья, сорванные пулями, медленно падали на землю.
Бюрке схватил Линдеманна за руку, и они побежали в глубь леса.
Пробираясь овражками, они вскоре увидели Хавель. Через густо заросшие высоким тростником болота выбрались к сырой низине возле Бранденбурга и здесь, тяжело дыша, сели передохнуть.
Линдеманн сразу заснул, а Бюрке не мог спать. В камыше шевелился ветер, и Бюрке чудилось, что там ползком все
Длинные руки Бюрке висели, как плети, между колен.
Через час он разбудил Линдеманна и остальных и сказал, что пора двигаться дальше.
Линдеманн простонал:
– Что вы! Я не в силах подняться с земли!
– Хотите к русским попасть?
– спросил Бюрке.
– Что ж, оставайтесь. Я пойду один.
– Пойдем, - проворчал Линдеманн.
Они пошли. Кругом было тихо. В небе блестел ноготок молодой луны. Линдеманн бормотал:
– Только бы до американцев добраться!..
– А что американцы!
– хмуро сказал Бюрке.
– Тоже враги.
Эти слова разозлили Линдеманна, и он быстро заговорил:
– Вы ни черта не знаете! Забили вам мозги ваш фюрер и его клика! Вам бубнили о плутократах, о капиталистах! А знаете, кто привел фюрера к власти, кто давал ему деньги на избирательную кампанию?! Мы! Мы! Люди тяжелой индустрии!
– Тише, - сказал Бюрке.
Линдеманн продолжал, понизив голос:
– Если уж говорить начистоту, то немалую долю в успехах фюрера имели американские денежки!.. Ага, вы удивляетесь? Непохоже на то, что говорил доктор Геббельс? Заводы Опеля, если хотите знать, принадлежат "Дженерал моторс"! Радиокомпания Лоренц - филиал американской телефонной компании, если вам угодно знать правду! Американцы имеют акции "Фокке-Вульфа"! Да, да, самолеты рейхсмаршала Геринга, бомбившие американцев, строились на американские денежки! Учтите это, враг плутократов! Деньги не имеют гражданства, и золото не знает границ!
– Тише, - сказал Бюрке.
– А наша бедная отчизна, - продолжал Линдеманн шёпотом, - ей еще предстоит будущее... Конечно, под эгидой более гибкой политической силы!.. Фюрер был великий человек, но он многого не понимал!.. Недостаток гибкости погубил его. Правильная внутренняя политика - и бездарная внешняя!..
На третий день скитаний Бюрке и Линдеманн увидели перед собой Эльбу. Из всей группы к этому времени осталось одиннадцать человек: три эсэсовца, один чиновник министерства внутренних дел, один "лейтер" из "гитлеровской молодежи" и четыре солдата родом из Тюрингии и Ганновера.
Бюрке достал лодку, и они переправились.
Невдалеке виднелась большая деревня. Оттуда доносился шум человеческих голосов и гудение множества автомашин.
У окраинных домов деревни стояло несколько "доджей" с американскими флажками на радиаторах.
Бюрке кашлянул, побагровел, поднял руки и пошел. За ним то же самое проделали остальные, только Линдеманн, как человек гражданский, шел с опущенными руками.
Американские солдаты встретили их очень неприветливо и повели по деревне. Один из них даже дал
Когда он ушел, Бюрке злобно покосился на приунывшего Линдеманна, но ничего не сказал.
Поздно вечером их вывели из штаба и под охраной повели в другой дом.
Американский офицер, как потом оказалось, полковник, обратился к Линдеманну на хорошем немецком языке: его удивило, что он видит перед собой гражданского человека. Линдеманн сразу же заговорил по-английски. Полковник пригласил его сесть. Они оживленно разговаривали, и, слушая Линдеманна, американец все повторял задумчиво:
– Иес... Иес...
Время от времени полковник бросал на Бюрке и остальных немцев проницательный взгляд маленьких колючих глаз. Немцы, обтрепанные, небритые, угрюмые, стояли рядком у стены.
"Разведчик", - думал Бюрке, следя исподлобья за американцем. Американец - длинный, худощавый, с черными усиками и тощими волосатыми руками - курил сигарету. Взгляд его на мгновение остановился на Бюрке, и он, усмехнувшись, спросил по-немецки:
– Ну что, господа? Вырвались из русских рук? Что ж, вам повезло!..
Он вышел из комнаты. Все тревожно молчали. Полковник вернулся вместе с другим офицером, у которого на груди красовалась колодка с многочисленными орденскими ленточками. Этот был невысок ростом, плотен и весел, он потирал все время маленькие ручки, хватал со стола то одну, то другую бумажку и, пробегая глазами написанное, бросал обратно на стол. Он прошелся мимо стоявших у стены немцев, что-то шутливо говоря Линдеманну. Линдеманн сдержанно смеялся.
Бюрке не мог ничего понять из того, что говорится вокруг, и тоскливо смотрел то на одного, то на другого, ожидая решения своей участи и все больше волнуясь. Вдруг низенький американец подошел к нему и спросил:
– Эс-эс?
– Н-нет, - сказал Бюрке.
– Знаем, знаем!
– лукаво и весело засмеялся американец и опять отошел к столу.
Дальнейшее произошло быстро и неожиданно. Линдеманн встал, учтиво поклонился, и немцы покинули штаб. Впереди их оказался американский сержант, который, сказав что-то Линдеманну, исчез. Немцы вошли в домик на окраине деревни. Там валялось штатское платье, и Линдеманн быстро сказал:
– Переодевайтесь.
Промышленник шепнул Бюрке, что ему, Линдеманну, разрешено отправиться к себе домой, в виллу под Мюнхеном, и там дожидаться распоряжений американских властей.
– Знаете, что? Отправляйтесь со мной, - предложил Линдеманн и тихо добавил: - Они отнеслись к вам исключительно благожелательно, по-джентльменски, сверх всяких ожиданий. Это люди умные, деловые, не крикуны... С ними приятно дело иметь, не правда ли?
Бюрке одевался с лихорадочной быстротой. Наконец пошли. Бюрке шел, поминутно оглядываясь: в глубине души он еще подозревал, что это злая шутка и его сейчас остановят. Но его никто не остановил. Все устраивалось прекрасно!
XXVII