Весна Византии
Шрифт:
– Мать Узум-Хасана, эту силу мне дали вы.
– Николас поклонился и вышел наружу, где его уже дожидался эскорт. Диадохоса он задержал, чтобы задать единственный вопрос: - А принцесса Виоланта здесь?
– Она там, где ей надлежит быть: во дворце в Трапезунде, мессер Никколо. Ее дела вас не касаются.
– Именно это фламандец и желал узнать.
На сей раз, возвращаясь к своему шатру, Николас смог ясно разглядеть огромный караван-сарай. Завтра он отправится туда вместе с Юлиусом и будет не спеша переходить от одного торговца к другому, рассиживаться на коврах, попивать непривычные напитки и говорить обо всем на свете,
В шатер Николас вошел не сразу, но сперва постоял на пороге, погрузившись в раздумья. Юлиус уже ждал его внутри, расстилая себе постель. Розы на столе полностью распустились от тепла жаровни и источали дивный аромат. Должно быть, их доставили с юга. Пока фламандец отсутствовал, кто-то вычистил его упряжь и седло и сложил их в углу шатра. Рядом обнаружилось все прочее его имущество, а также небольшой, накрепко закрытый сундучок, о содержимом которого Николас догадывался.
Серебро, столь щедро дарованное ему Сарой-хатун. Серебро, собранное Дориа в Трапезунде и прихваченное им для закупок в Эрзеруме. Ну что ж, генуэзец сюда так и не попал, - за этим надежно проследили. Оставалось лишь гадать, рассыпалось ли серебро по земле в пылу схватки, или чья-то ловкая рука срезала его с седла…
Поначалу эта шутка показалась ему великолепной. Затем, одумавшись, Николас вспомнил обо всех опасностях, поджидающих его впереди. Дориа ничего не сможет купить у тех немногих торговцев, которые доберутся до Трапезунда; своего серебра он также лишился, и теперь будет знать, что потерпит окончательную неудачу, если не сможет захватить компанию Шаретти. И, разумеется, лучше всего ему послужат в этом известия о гибели Николаса и Юлиуса. Хотя Диадохос и утверждал, что выслал гонца, но тот достигнет Трапезунда лишь через несколько дней после того, как Дориа во всеуслышание объявит об их смерти.
Как отреагируют на это Тоби, Годскалк, Асторре и Легрант? Едва ли они сядут на ближайший корабль, идущий в Перу, или отправят скорбные послания Мариане и Грегорио. Нельзя, чтобы демуазель узнала об этом! Но Николас надеялся, что Годскалк проявит осторожность и не станет ничего предпринимать, пока новости не подтвердятся. Тогда фламандец разрушит все планы Дориа. Годскалк с самого начала предупреждал его, что если Николас постарается лично уничтожить своего врага, то настроит против себя Катерину. Однако теперь генуэзец сам выроет себе яму. Возможно, тогда жена разочаруется в нем, и Дориа не сможет наложить руки на компанию Шаретти? Катерина станет ему не нужна… разве что в качестве заложницы…
Тут Юлиус обернулся и увидел Николаса.
– От тебя пахнет вином. Негодяй, сам напился, а мне ничего не принес!
Не было никакого смысла тревожить стряпчего пустыми домыслами, поэтому Николас уселся и рассказал ему обо всем, что произошло, ничего не утаивая. Самого главного все равно нельзя было выразить словами… Однако Юлиус всегда был проницательным человеком.
– Выходит, она все же
– поинтересовался он.
– Конечно, нет. Пусть Алигьери от их имени расточает Западу щедрые обещания… Однажды, если фра Людовико проявит достаточную настойчивость, закончится какая-нибудь война, умрет король… и тогда будет шанс начать крестовый поход. А тем временем Узум-Хасан собирает своих союзников, и даже позволяет себе дразнить султана. И если он объединит Синой, Трапезунд и Грузию, то вполне сможет дотянуть хотя бы до конца года.
– А если Узум-Хасан хочет большего? Нам известно, что он желает изгнать султана из Малой Азии. Что, если Хасан-бей сам попробует захватить Трапезунд?
Воистину, Юлиус был прирожденным солдатом.
– Трапезунд в безопасности, - заверил его Николас.
– Ты сам так говорил. Единственный способ завладеть им - это путем переговоров, а Узум-Хасану нечего предложить христианскому императору. Я не заключал никаких сделок, Юлиус.
Стряпчий ненадолго задумался, а затем спросил:
– А почему тут его мать? Где сам Узум-Хасан?
Очень важный вопрос.
– Где еще может быть вождь, кроме как со своим войском? Ему сейчас не до торговли, и он доверился единственному человеку, который говорит по-гречески, обращен в христианскую веру, и на кого он может положиться. Сара-хатун - отважная женщина.
– Немного помолчав, Николас промолвил: - Что же такого есть в Персии и Трапезунде, что здесь рождаются женщины, подобные ей?
– Не знаю, - отозвался Юлиус.
– Но очень хотел бы это выяснить.
В конце концов стряпчий согласился почти со всеми задумками фламандца. Он тоже полагал, что флорентийские товары будут в большей безопасности в Керасусе, где Дориа не сможет до них добраться. То же самое относилось и к товарам венецианцев… Чуть труднее оказалось убедить Юлиуса не предъявлять Пагано Дориа никаких обвинений, - ведь у них не было доказательств, что именно он организовал покушение; если же выставить в свидетели Параскеваса, то он больше не сможет служить осведомителем. Так что пока следует считать достаточным наказанием утрату серебра и товаров. Ну и, разумеется, сильнее всего генуэзца должно было поразить возвращение в Трапезунд Юлиуса.
– А ты сам отправишься в Керасус?
– спросил Николаса стряпчий.
– Да.
– И останешься там? Надолго?
– Сколько понадобится. Ведь такой дорогой товар нельзя оставлять без охраны.
– У Николаса опять начала кровоточить рука, и в плетеной корзине он отыскал чистую ткань для перевязки. Лекарь и его угрюмый помощник больше так и не появились.
– Тут есть еще какая-то целебная мазь. Тебе не нужно?
– обратился он к Юлиусу.
– Я в порядке. А как мы будем получать вести из Керасуса?
– Голубиная почта?
– предложил фламандец.
– Гонцы-амазонки?
Стряпчий поднялся с места и с неожиданно грозным видом надвинулся на Николаса.
– Ты по-прежнему хитришь? Опять что-то задумал?
– Пока что я перевязываю себе руку, - отозвался тот.
– И, кроме того, пытаюсь продумать все меры предосторожности. Султан, скорее всего, нападет на Узум-Хасана, а не на императора. Но что если он все же решит сперва овладеть Трапезундом? Город туркам не взять, но осада продлится до осени.