Весна
Шрифт:
– Это что за угощение? – спрашивает Тоотс у своих товарищей, рассматривая корень аира. – Ты такое ешь? – кричит он бросившему корень мальчишке.
– Ты есть самый большой беспутник в школе, – отвечают ему с берега. Тоотс вопросительно глядит на своих товарищей, недоуменно пожимает плечами и, указывая на барчуков, говорит:
– Ну, разве не дураки!
– И бросает корень аира обратно на берег.
– Ты здесь не бросать! – орет самый высокий школьник с той стороны. Если не уйдешь, мы тебя опять будем бить хлыстом. Убирайся отсюда!
– Не знаю, кто от кого осенью удирал, – отзывается Тоотс, – я от вас или вы от меня. Не беспокойтесь, я припас себе в печке кочергу, суньтесь только, она у меня под рукой.
– Я тебя на багор насадить, как салаку.
– А я тебе нос поджарить, как картошку, – отвечает Тоотс и хохочет,
– Ну, ребята, ребята, – пытается арендатор успокоить разбушевавшиеся страсти, – не надо ссориться! Всяк себя молодцом считает. Главное – попробуем плот вытащить.
– Да нет, чего они сами лезут, – говорит Тоотс. – У них больше прав на этот берег, чем у нас, что ли? Мы пришли посмотреть, как вы будете плот вытаскивать. Его только вот как можно достать: вбейте в него крюк, прицепите веревку и тащите.
– Скажи, пожалуйста, какой мудрец объявился! – Говорит арендатор. – Ну, ежели ты такой храбрый, так иди, вбей крючок и прицепи веревку, а уж вытащим мы сами.
– Это пустяк, – заявляет Тоотс и направляется к берегу. – Где у вас крюк и веревка?
– Крюк и веревка… – Арендатор собирается ответить, но в это мгновение кто-то изо всей силы толкает Тоотса в спину и он шлепается в воду. Арендатор протягивает ему шест. Барчуки хохочут во всю глотку.
В толпе учеников приходской школы возникает движение.
– Ну разве не черти, сами в драку лезут, – возмущается Тыниссон.
– Нет, это прямо дикая выходка! – говорит Тоомингас. – Давай, ребята, на помощь!
Тоотс, фыркая, вылезает на берег и хочет уже подняться, но его снова толкают шестом в грудь, и он валится в воду.
– Не смейте, вы! – в один голос вскрикивают арендатор и Либле, но молодые господа не обращают на них внимания. С берега до носится новый взрыв хохота, и снова уже наготове несколько шестов, чтобы столкнуть Тоотса.
– Помогите! Помогите! – вопит Тоотс.
Он барахтается на одном месте, так как с берега на него грозно уставились шесты и багры, готовые еще и еще раз сбросить его в реку. Убедившись, что здесь выкарабкаться на сушу не удастся, Тоотс, собравшись с силами, плывет к противоположному берегу.
– Ага, аг-а-а, ты нас поджаривать! – издеваются над ним безжалостные противники. – Теперь ты сам плавать в реке, как салака. В другой раз ты знайт, что под нашим окном орать не смейт.
Тыниссон, Тоомигас, Кезадаа, Ярвеотс и еще несколько наиболее отважных считают, что пришло время напасть на распоясавшихся молодчиков. Но чтоты голыми руками сделаешь! Тоотс уже недосягаем для врагов и шесты их устремлены на нападающих. Тоомин-гасу, правда, удается ловким движением ухватиться за кончик одного шеста, но он тут же вынужден выпустить его из рук: с другой стороны его так сильно толкают в бок, что у него дыхание захватывает. Ярвеотсу врезаета в руку брошенная кем-то острая раковина, и ранка чуть ли не выводит из строя этого крепыша. Но Тыниссон, сделав большой круг в обход, оказывается у одного из неприятелей за спиной и могучим рывком бросает его наземь. На мгновение кажется, будто перевес в бою на стороне наступающих, но здесь к противнику Тыниссона приходит подмога, и его, такого сильного парня, тоже сбивают с ног. Шест, который он уже успел захватить, вырывают у него из рук и кидают в воду. Ребята в страхе отступают, ибо неприятель, воодушевленный неудачами атакующих, начинает контрнаступление Напрасно Тоотс, стоя на другом берегу и угрожая врагу смертью и гибелью, швъряет грязью и тиной в тех противников, что поближе к берегу. Ничто не помогает. Ребята потрусливее, удирая, достигли уже пригорка и никакая сила не могла бы заставить их вернуться. Тогда Кезамаа в отчаянии хватает с земли кусок дерна и бросает в самого смелого из неприятелей. Удар угодил в цель! Мокрый дерн попадает противнику прямо в лицо и мигом превращает его в мавра. Это производит на барчуков такое ошеломляющее впечатление, что они на минуту останавливаются и глядят на товарища, словно раздумывая, будет ли еще когда-нибудь толк из такой физиономии. Передышка эта на руку ребятам из приходской школы: Тыниссону удается вырваться из рук схвативших его трех самых сильных неприятелей и, подбежав к наступающим сзади, сшибить сразу двух мальчишек поменьше. В то же время он завладевает и шестом.
– Жарь, жарь ж, Тыниссон! – кричит Тоотс. – Бей их! В реку их!
Кажется, будто до ниточки промокший мальчуган вот-вот снова бросится в воду, тобы прийти на
В это время Кезамаа, отступая, снова набрел на кусок дерна, однако он его не бросает, а держит на тот случай, если под рукой не окажется лучшего оружия. Правой, свободной рукой он кидает врагам в лицо все что попадается: комья земли, камешки, хворост, сухой конский навоз, даже камыш и листья – и те летят в нападающих. Кезамаа дерется, как безумшьй, с дикой отвагой, будто это борьба не на жизнь, а на смерть. Что стоило бы ему сейчас убежать в классную комнату, где он бьи бы избавлен от всех опасностей, но нет! – он отступает перед прсиосходящими силами врага только с боем. Ярвеотсу, пока он перевязывает платком свою рану, приходит в голову счастливая мысль. Он хватает здоровенный кол, лежащий у изгороди, и появляется перед противниками; вид у него такой устрашающий, что кое-кто из врагов, уверовавший было в победу, в испуге останавливается. Крепкие удары по жердям отбивают руки нападающим барчукам, более слабые роняют свое оружие и трясут руками от боли.
Сымер, великолепный стрелок, с пригорка мечет в неприятеля мелкие камешки.
Битва приобретает ожесточенный характер. Кажется, будто военная фортуна начинает отворачиваться от школьников с церковной мызы. Дело в том, что на берегу реки идет другая битва, правда, в меньшем масштабе. Здесь Имелик и Виппер сражаются против четырех неприятелей, и весьма удачно.
Виппер, который в начале битвы был безучастным зрителем и только посмеивался, теперь, увидев, что у приходских мальчиков дела пошли скверно, по настоянию Имелика пришел им на помощь.
Хотя противников здесь вдвое больше, зато они и вдвое слабее, а сейчас еще от всей этой возни бойцы так устали, что приходским мальчикам не стоит особого труда по двое швырять их наземь. Такая «игра» под конец наскучивает Имелику, он находит, что пришло время сбросить неприятелей в реку.
– Бросайте их в реку! Бросайте их в реку! – орет Тоотс с другого берега. – Уж я их тут встречу, покажу им, где раки зимуют.
Но Имелик и Виппер довольствуются тем, что угощают каждого неприятеля на память последним здоровым подзатыльником, после чего барчуки, все вспотешпие, бегут жаловаться арендатору и Либле.
Либле сидит, скорчившись, в лодке, попыхивает папироской и хохочет, как сумасшедший. Арендатор охотно пошел бы и разнял мальчишек, но Либле считает, что это напрасный труд.
– Пусть их! – говорит он. – Пусть знают, как нос задирать. Сами виноваты. Если вмешаемся, выйдет, будто и мы деремся с ними. А спросит кто, почему мы не пошли их разнимать, – скажем: а откуда нам было знать, что они дерутся? Мы думали – они в пятнашки играют.
Имелик и Виппер, покончив с неприятелем, видят, что исход битвы на пригорке далеко еще не решен, и нападают на врага с тыла. Два обессиленных противника летят вверх тормашками, шесты их отброшены в сторону. Ярвеотс, завидев подмогу, творит своей дубинкой подлинные чудеса, а Тоомингас, пришедший в себя после ранения, снова появляется на поле битвы; полученного им удара он не простит врагу никогда. Он должен отомстить хотя бы ценой собственной гибели. Кийр приносит целую охапку палок от городков и сует мальчишкам постарше по здоровенной дубине, точно посылая их на убийство. Малыши из приходской школы тоже смелеют и с криком несутся в гущу боя: даже маленький Леста, и тот хватает противника за ногу и тянет его, тянет, пока он, потеряв равновесие, не падает наконец на землю. Тыниссон схватился с вожаком противников; оба, побагровев от натуги, борются из последних сил. Вначале кажется, что барчук сильнее Тыниссона и тому не помогут никакие уловки, но изнеженный мальчуган постепенно сдает в объятиях закаленного трудом крестьянина; еще несколько минут он отчаянно защищается, а потом валится на землю, даже не пытаясь больше сопротивляться.
Кезамаа вдруг превратился в какого-то почтового чиновника, кажется, будто он ставит штемпель на почтовые марки: каждому поверженному на землю противнику он тотчас же припечатывает лицо куском мокрого дерна, повторяя при этом известную поговорку Тоотса: «Что само не держится, то надо прибить». Неприятели, со своими перемазанными лицами, являют собой жуткое зрелище. Арно Тали, стоя поотдаль, заливается громким смехом. Он, правда, не совсем одобряет такое жестокое обращение с врагами, но что поделаешь – война!