Веспасиан. Фальшивый бог Рима

Фаббри Роберт

— В таком случае пусть они принесут жертву богу болванов и молятся о том, чтобы люди и звери прекратили испражняться.

— Тсс! — раздражённо цыкнул на них Гай и, прикрыв рукой рот, отодвинулся подальше, чтобы не слышать столь опасного разговора.

— Ты за тем пришёл сюда, чтобы наставлять меня, кому и как должны делать жертвоприношения мои работники? — улыбнулся Веспасиан.

— Нет, дело гораздо серьёзней, — понизив голос, ответил Магн и огляделся по сторонам. — Этим утром возле дома Ценис примерно час слонялся какой-то незнакомец, а потом куда-то скрылся.

Один из моих ребят хвостом шёл за ним до Авентина. Там этот тип вошёл в новый, недавно отстроенный дом на одной улице с Сабином. — Магн выразительной выгнул бровь.

— И?

— Мой приятель поводил носом и выяснил, что дом принадлежит твоём хорошему другу Корвину.

По спине Веспасиана пробежал неприятный холодок.

— Как он узнал про неё?

— Возможно, проследил за тобой. Да и какая разница? Зная, что он не слишком тебя жалует, я удвоил число моих парней на твоей улице.

— Спасибо тебе, Магн.

— Пока я не стал бы слишком тревожиться. Он знает лишь, что ты ходишь туда, но ему неизвестно, что внутри. Если она будет сидеть дома, то ей ничего не грозит.

— Она и так почти никуда и не выходит, разве что навестить моего дядю, но это в двух шагах.

— В следующий раз, когда ей захочется к нему в гости, пусть она сначала пошлёт раба за моими парнями. Они доставят её в закрытых носилках.

— Хорошо. Я так ей и скажу.

— Давай. Кстати, кажется, вам пора трогаться. Вот и мне тоже. Мне, знаешь ли, не до здоровья некоторых больных, у меня полно своих забот. Как говорится, время — деньги. Ну, ты понимаешь, о чём я.

— О чём вы там говорили? — спросил Веспасиана Гай, когда они выходили с Форума.

— Да так, — буркнул Веспасиан, погруженный в собственные мысли. — Магн обо всём позаботится.

Процессия из двух тысяч самых знатных мужей Рима остановилась у дома Августа. Кассий Херея уже ждал под сенью портика, дабы обратиться к ним с речью. Сегодня его лицо сияло улыбкой. Её оказалось достаточно, чтобы Веспасиан понял: смерть не стала распахивать перед Калигулой своих дверей.

— Сегодня у меня для вас добрые известия, — произнёс Херея пронзительным фальцетом. — Час назад нам император чудесным образом исцелился. Я только что от него. Он сидит в постели и принимает пищу. Самое худшее позади!

Толпа разразилась ликующими возгласами. Промокшие под дождём сенаторы кричали до хрипоты. Гул радостных голосов разнёсся по всему Палатину и вскоре был услышан внизу. К тому моменту, когда Херея смог наконец заговорить снова, снизу доносился ответный рёв. Весь Рим громко праздновал выздоровление императора.

— Император благодарит вас всех за ваши искренние молитвы и жертвоприношения и просит, чтобы вы... — Херея не договорил.

Двери за его спиной распахнулись, и из дворца, пошатываясь, вышел Калигула. Народ затаил дыхание. Император был худ, небрит, глаза запали ещё больше, однако в том, как гордо он держал голову, чувствовалась внутренняя сила. Калигула вскинул руки, и площадь вновь взорвалась всеобщим ликованием.

— Да здравствует цезарь! — ревели тысячи глоток.

Выждав

какое-то время, Калигула жестом велел им замолчать.

— Это не ваша вина, — произнёс он на удивление громким голосом, — что вы приветствуете меня лишь как цезаря. Откуда вам знать, что было со мной в течение этого месяца, — он указал на своё исхудавшее тело. — Это тело, это слабое человеческое тело, едва не скончалось в муках преображения. Но даже умри оно, я всё равно был бы здесь, но только не таким, каким вы видите меня. Ибо теперь я не просто ваш император. Отныне я ваш бог. Молитесь мне!

Столь неожиданное известие и не менее странный приказ повергли сенаторов в растерянность. Но ненадолго. Самые сообразительные тотчас прикрыли головы складками тоги, как будто присутствовали на религиозной церемонии. Остальные поспешили последовать их примеру. Калигула, глядя на это море покрытых шерстяной тканью голов, расхохотался.

— Вы действительно мои овцы. Сколько шерсти я с вас состригу! Если не ошибаюсь, один из вас высказал готовность отдать моему брату Юпитеру свою жизнь — лишь бы он оставил мне мою. Кто это благородная овца?

— Это я, принцепс. — Голос за спиной у Веспасиана звенел гордостью.

Он обернулся: молодой, хорошо сложенный всадник самодовольно огляделся по сторонам, гордый тем, что удостоился внимания самого императора.

— Как твоё имя, добрая овца?

— Публий Афраний Потит.

— Что ты здесь делаешь, Потит? Почему ты заставляешь Юпитера ждать? Мы, боги, любим быстроту.

Поняв, что Калигула говорит серьёзно и вместо награды его ждёт смерть, Потит мгновенно изменился в лице. Он вновь посмотрел по сторонам, ожидая встретить сочувствие, но увы! Какой глупец стал бы оспаривать приказы самого бога? Толпа отстранилась от него, как от прокажённого, и он остался стоять один. Поникнув головой, он молча сделал шаг прочь.

— Какая замечательная овца, — произнёс Калигула, с довольной ухмылкой глядя, как Потит плетётся навстречу собственной смерти. — Теперь, когда я снова с вами, жизнь в городе возобновится. Плебейские игры, которые должны были начаться пять дней назад, откроются сегодня же. Тем из вас, что клялись, что ради моего здоровья готовы сражаться в качестве гладиаторов, уже завтра будет дана возможность выйти с мечом на арену, чтобы исполнить собственную клятву.

* * *

— Пощади его, цезарь! Пощади его, цезарь! — в один голос скандировала двадцатитысячная толпа в каменном амфитеатре Статилия Тавра на Марсовом поле. В воздухе стоял крепкий запах мочи. Опасаясь лишиться места, если они вдруг по нужде выйдут на улицу, люди справляли естественные надобности там же, где и сидели. Моча стекала по каменным сиденьям, впитываясь в туники тех, кто сидел ниже.

Победитель, ретиарий, — последний из шести гладиаторов, кто устоял на ногах, — прижал трезубец к горлу последнего поверженного противника, секутора, запутавшегося в его сети, и поднял взгляд на императора.