Веста
Шрифт:
– Но не дала деталей.
– Каких деталей?
– О цели. Имя, фото, адрес – все необходимые данные.
– А, с этим все просто…
Снова повисла вопросительная пауза.
– Не тяни.
– Я не тяну… – просто хотелось ровно доклеить серебристую тычинку внутри перелива из красного и бордового. – Убить нужно будет меня.
Он – хвала его выдержке – не поднял брови и не спросил тупым удивленным голосом: «Что?»
Кей Джей просто смотрел. Только взгляд его стал еще тяжелее и пронзительнее. Он знал, что не ослышался,
И потому тишина; тиканье больших старинных часов в углу за стеклом. Спустя минуту: бом, бом, бом…
– Это самая еб№;нутая просьба, какую я только слышал.
Он так и сказал: «еб№;нутая». Без попыток приукрасить предложения эмоциями, просто передал этим словом точный смысл.
– С чего?
Я даже глаз поднимать не стала.
– С того, что никогда еще на моей памяти клиент не был целью.
– А теперь есть. И я тебе говорила: никакой мути. Пришел, выстрелил, ушел. Здесь уберут, я договорюсь.
Из кресла напротив такой взгляд, будто прессом плющит. Я лишь дернула плечами – этот взгляд мне мешал сосредоточиться на мозаике, а ведь осталось всего шесть кусочков.
– Ну что, деньги тебе сегодня перевести?
Но мой гость просто поднялся и пошел к выходу.
Он задолбал.
– Сколько надо заплатить? Тридцати тысяч хватит?
Мне в ответ:
– Ты больная.
– Я не больная, мне просто нужно умереть. Так переводить деньги?
– Я не сказал, что согласен.
Вот же упрямая задница.
Он так и ушел, не согласившись. Я вздохнула. Киреи верят, что самоубийц под землей пожирает богиня Края. Пожирает для того, чтобы удобрить ими землю для полноценных людских побегов и чтобы быть уверенной, что «неполноценные» уже больше никогда не осквернят своими стопами поверхность Террана.
Я не верила в Краю.
Но и суицида себе не желала. Есть в этом что-то противное – в таблетках, веревках, прыжках с крыши… Позвонить, что ли, другому киллеру? Более сговорчивому?
Ладно, время есть. Еще семь дней.
И шесть кусочков, прежде чем я открою коробку с другой мозаикой.
Кей Джей.
(Игорь Корнелюк – Письмо)
Кей зарекся иметь дело с бабами. Давно.
И удивлялся самому себе, потому что в третьем часу ночи все еще собирал информацию по объекту «Веста Керини».
Собирал почти что тщетно. Профиля в соцсетях нет, фотографий в интернете нет. В социальных движениях и мероприятиях не участвовала, нигде ни разу не засветилась и не всплыла. Черт. Она такая же, как он сам.
Сведений с места работы нет. Друзей нет, врагов нет. Хоскин не в счет – он залег на дно сразу после той «гонки», побоялся, что за противоправные действия на него надавит Комиссия. А ему было, что терять, и потому про Весту и упущенные миллионы он предпочел забыть.
А в памяти темноволосая Веста. И этот странный взгляд…
«Она не такая, как Элена».
Да, они совершенно разные, только кого заботит, если обе бабы?
Элена сделала главное – отучила его доверять кому бы то ни было. И не важно, какого цвета волосы и какой у кого взгляд…
«Кей» – потому что Кей. Его именно так и звали. «Джей», потому что Джеронимо – фамилия.
Во времена любви к Элене он работал обычным автомехаником, обожал спорт, в том числе боевые искусства, ходил в тир. Умел и любил стрелять, даже участвовал в местных соревнованиях, часто побеждал – в подтверждение тому ряд наград, стоящих на полке гаража. Позже он избавился от них всех, когда вкусил настоящей боли и крови, когда сходил на войну…
Сейчас невозможно представить, чтобы будучи в здравом уме и твердой памяти, он согласился бы на такое. Но тогда рядом была хрупкая и светловолосая, невероятно красивая Элена, которая мечтала о большом доме. Не просто о доме, но о просторной вилле с бассейном, какие в изобилии красовались на восточном побережье. Она даже выбрала одну – любимую.
Он поклялся себе, что заработает на нее. Как? Вариантов было немного. Кей владел навыками ближнего боя, к тому же отлично управлялся с огнестрельным оружием. А наемникам, которые «успокаивали» на краю одиннадцатого уровня в пустыне Гебуа разбушевавшихся мельтов, платили больше всего.
И он отправился воевать.
Дурак.
Здесь умирали пачками. Жара, песок; обожженная кожа. Он до конца своей жизни возненавидел змей и палящее солнце. Элене писал вечерами, когда становилось прохладней, когда утихала саднящая душа. Он будто излечивался, когда рассказывал ей о своей любви, о том, как скоро они смогут начать жить совершенно другой жизнью – такой, о которой она мечтала. Ему бы выстоять, не стать следующим завтра или этой ночью, не уехать в кузове, в черном мешке, а там… все получится. Про смерть он упускал – ни к чему ее травмировать. Писал про жизнь.
Она плакала, провожая его, клялась, что дождется, обнимала у поезда так, что он не мог расцепить ее рук, и об эти воспоминания мысленно грелся. Гладил любимое лицо своими воображаемыми пальцами, шептал ей, что он рядом, что все хорошо. Рвались близко-близко гранаты.
Месяц, второй, третий… Кей выгорал изнутри с каждым днем. Слишком много дыма и тлена, и какой-то неважной вдруг показалась ему чужая мечта и лежащие на его банковском счету деньги. Но Элена… Он верил, что она залечит его раны, она исцелит его счастливой улыбкой, она подарит ему покой, которого он так жаждал.