Вестник и Крымская война
Шрифт:
Еще через минуту в кабинет вломилось пятеро охранников с пистолетами во главе с начальником безопасности посольства Остроуховым.
— Анатолий Николаевич, какие проблемы? — уточнил Остроухов.
— Объявляйте осадное положение, — устало сказал Анатолий и пошел к настенному сефу, из которого достал револьвер коротыш, — всем нашим приказано вернуться и готовиться к эвакуации.
— Это как же, — не понял Остроухов, но его взгляд упал на тубус, — началось?
— Началось, — ответил Анатолий, заряжая барабан револьвера, — британцы шалят. Говорят,
— Ну положим, ваше благородие, что как в Тегеране не будет, — Остроухов достал второй револьвер из кобуры и оскалился, — у нас охраны только сорок человек. А если предупредим наших людей в городе. Пошлем посыльных? Нужно всех предупредить.
Анатолий смерил его критичным взглядом. О некоторых процедурах не знало большинство работников посольства.
— Никого посылать не будем. За посольством следят. Но обязательно предупредим, — Анатолий положил заряженный пистолет и осторожно подошел к окну, чтобы зашторить его красными шторами, — все окна зашторить. Будем уничтожать переписку.
— Понял, — Остроухов убрал револьверы, — готовимся к осаде.
А поверх шторы Анатолий задвинул металлическую ставню с узкой прорезью в виде бойницы. Государство вынесло уроки, после погрома в Тегеране.
— Наберите воды и еды, я пока… — закончить Анатолий не успел, в кабинет ворвался один из караульных.
— Вашблогородие, к воротам посольства пришла группа из двадцати человек, кричат что-то про неверных.
— Я пока напишу султану ноту протеста, — закончил Анатолий.
***
11 августа. Мариуполь.
К городу подъезжал пассажирский состав всего из трех вагонов. Вагон ресторан, почтовый и личный для семьи Беркутовых. Вадим как раз сидел за рабочим столом и уткнулся лбом в окно. Солнечные лучи грели лицо, пока он дремал. Софья и дочки обсуждали поездку, пока не заметили, что отец уснул. Все в семье верили, что у Вадима бессонница, ведь стоило им уйти спать, как он продолжал работать.
Сейчас же, Вадим просто позволил себе расслабиться. Ему не нужен ни сон, ни еда, ни отдых, ни даже воздух… ни семья, но жить-то как-то нужно было. Он любил все человеческое, любил когда шов воротника натирал кожу, любил горькое, сладкое, все, что дарило ощущения, ведь так он чувствовал себя живым, а не заводной машинкой или бездушным механизмом. Вестники переживали множество жизней, возводя в сознании защиту от одной простой мысли — они инструменты.
Вадим открыл глаза и увидел шушюкаюшуюся семью. В отличии от него, они жили постоянно гадая, а в чем же смысл их жизни, достаточно ли они хорошие дочери, жены, матери, а у Вадима уже был ответ. Его создали быть лучшим, создали, чтобы за ним шли и в огонь и в воду, чтобы тень сомнения никогда не трогала его предназначение.
— Похоже, мы подъезжаем, — заметил Вадим и потянулся.
— Мы не хотели тебя будить, — начала Софья, но Вадим остановил ее подняв руку.
— Вы не будили, я отлично себя чувствую, тем
В отличии от Вадима, маленький Петр сладко спал и не собирался просыпаться.
Поезд въехал в городскую черту, замедляясь. Мариуполь быстро рос, покрываясь пятиэтажными домами, над которыми возвышались строительные краны, башня вокзала, высотка корпорации и библиотека университета. Первые высотные здания в мире, первые с полным электрическим освещением, первые в которых ходили лифты, первые в которых работал телефон и телеграф.
Вадим поднял голову, чтобы через окно рассмотреть высокий шпиль над штабом корпорации. Первые, с рабочим радио.
Состав медленно остановился и покачнулся. В крытом зале перронов пахло жженым углем и маслом. Люди суетливо бежали с чемоданами на уходящий поезд. В Мариуполь по расписанию ходили как грузовые, так и пассажирские составы, служа главной артерией города.
— Вадим, ты не против, если я остановлюсь у вас? — последним выходил Михаил Семенович.
— Пап, ну что за вопросы, оставайся конечно, — поспешила ответить Софья, но заметив взгляд князя замолкла.
— Конечно, Михаил Семенович, мы будем рады, — ответил Вадим.
Хоть у князя и был собственный особняк в Мариуполе, но он любил останавливаться у дочки.
— Отлично, я напишу маме, пусть она тоже приедет! — обрадовалась Софья, — девочки, за мной!
И возглавив отряд детей отправилась со слугами к выходу с вокзала.
— Подожди, — Михаил Семенович беспомощно поднял руку, чтобы ее остановить, но поздно.
— Что Михаил Семенович, боитесь гнева Елизаветы Ксаверьевны? — улыбнулся Вадим.
— Ты что! Я же поехал в Петербург без нее! — Воронцов явно пародировал супругу, — она ведь не пожалеет мои старческие косточки, по каждой пройдется, — тут он замолк и хитро так повернулся к Вадиму, — хе, и тебя ждет та же участь.
— Ну, мне бы дожить до ваших лет, — пошутил Вадим, и они пошли грузиться в карету.
***
Следующее утро началось с раннего стука в дверь. Самым ближним к двери оказался Егерь, он же и встретил двух лейтенантов.
— Чего?
— Адъютант его милости…— начал лейтенант от пехоты, но его Егерь его остановил.
— Ясно, проходите, только их милости еще не умывались, придется подождать.
— Конечно, — кивнули лейтенанты и прошли внутрь.
Пока адъютанты ждали им и кофе с печенками предложили и свежие газеты. Первым же к гостям спустился Вадим.
— Ваше благородие! Лейтенант Орлов прибыл с посланием от его императорского величества, — вскочил один из адъютантов и вытянул запечатанный конверт, — сим приказом, вам надлежит вернуться на действенную службу в звании полковника интендантской службы и возглавить пункт переброски в городе Мариуполе. Дата и подпись…
Лейтенант продолжил говорить, но Вадим понял и так. Началось. А значит, не дожидаясь завтрака, он взял своего нового адъютанта и поехал выполнять возложенные обязанности.