Вестник в старом мире
Шрифт:
— Ух, сволочь! — над бандитом появился Ефим с кочергой и ударил как штыком.
Хватило одного размашистого удара. Ефим перекрестился и запел: — Наши сестры — штыки, сабли востры… Хех, еще строчку вспомнил!
— Не ори, посмотри, чтобы наши спали, — Вадим переломил револьвер, и экстрактор выдавил отстреленные гильзы.
Тела убитых пришлось грузить на ту же повозку, на которой бандиты приехали. Вадим держал труп за руки, Ефим за ноги, так и таскали, пока Ефим не поскользнулся
— Вадим, здесь еще один, а ну как я его сейчас! — Ефим поднялся из сугроба отряхиваясь.
— Вау, вау, подожди. Это свой.
— Как это "свой"? Морда вон какая бандитская!
— Иди за упряжь. Справишься? — Вадим наклонился и приложил пальцы к шее Щербатого, чтобы нащупать пульс.
— Справлюсь, а куда вести?
Вадим нахмурился и рукой отряхнул снег с раны на животе Щербатого.
— Хреново, — он повернулся к Ефиму, — поехали к доктору.
— С ними? — Ефим кивнул на сваленные тела.
— Ну не здесь же бросать, — Вадим аккуратно положил Щербатого поверх тел и перетянул рану ремнем.
***
Дмитрий прижался щекой к кожаной накладке на лакированном прикладе револьверной винтовки. Смотритель тира ушел, оставив Дмитрия практиковаться одному. Он задержал дыхание, огонек лампы плясал на металлической мушке.
— Дима! — его толкнули за плечо, Дмитрий дернулся, но не выстрелил.
— Женщина! Ты понимаешь, как черт тебя побери, ты меня напугала?
Ханна стояла бледнее Питерской луны.
— Там стреляют…
Дмитрий вынул из ушей затычки.
— Еще раз.
— Там стреляют, на улице.
— Помоги подняться, — он схватил ружье и патронташ в виде ремня.
Когда они поднялись с цокольного этажа, то с улицы донеслись выстрелы и ругань.
— Пошли на чердак, — Дмитрий опирался на Ханну и клюку, переступая через несколько ступенек зараз.
На чердаке стояла тьма, только через редкие оконца виднелся беспорядок во внутреннем дворе. Ресторан взяли в кольцо и пытались поджечь, закидывая факелами.
— Дима, что делать?
— Так, беги мне за стулом, — Дмитрий открыл окно, ему в лицо дунул морозный ветер, от которого закололо кожу. Дмитрий вскинул ружье, ловя на прицел смутный силуэт с зажженным факелом. Выстрел, и бандит упал. Дым сдуло на улицу, и двор снова стало видно. Бандит не умер, кричит и корчится в муках. Дмитрий скрипнул зубами и прислонился щекой к прикладу:
— Он знал. Все знал.
***
Груженая повозка остановилась у трехэтажного дома. Вадим выскочил к крыльцу и затарабанил в дверь так сильно, что она еле на петлях держалась.
— Кого нелегкая принесла? — из дома прозвучал старческий голос.
— Свои.
— Свои дома сидят.
— Я Беркутов, пришел к Федору Петровичу по срочному делу!
— Ну так приходите в рабочие часы.
— У меня человек умирает!
— Всегда у вас сначала кто-то умирает, а потом рожает, — ответил ехидный голос.
Вадим замахнулся, чтобы снести дверь и ехидную старушку, но кулак Вадима замер перед самым носом Федора Петровича. Отец Вари стоял в домашнем халате, и его глаза свелись на потенциально сломанном носе.
— О, Федор Петрович! А я к вам, — Вадим схватил доктора под руку и повел к повозке, — вы не поверите, на меня ночью напали бандиты, если бы не мой гувернер, то мы бы с вами больше не увиделись.
Федор Петрович Гааза шел по заснеженной дороге в тапочках на босую ногу и не обращал внимание на успокоительную речь.
— Доктор, без вас он погибнет, — Вадим показал завернутого в шубу Щербатого, который еле дышал.
— Несите в дом! — доктор очнулся, приняв властный вид, — С этими что? Тоже ко мне?
Федор Петрович показал на окоченевшие тела.
— Нееет, этим уже доктор не поможет, — Вадим поднял Щербатого на руки и понес в дом, бросив Ефиму напоследок: — Езжай в Заводское, капитан разберется.
— Будет исполнено, вашблогородие, — Ефим потянул за вожжи, и повозка тронулась.
Доктор часто принимал пациентов прямо в доме. На первом этаже он оборудовал приемную, кабинет и библиотеку, где собирал научные статьи.
— Сюда, на стол, — доктор зажег лампы и надел белый фартук прямо поверх халата.
Вадим положил Щербатого и отошел чтобы не мешать.
— Идемте, я вам чаю сделаю.
Вадим дернулся и посмотрел вниз. Сухонькая бабушка-изюм тянула его за руку из операционной, — идем, идем, Федор Павлович знает, что делает, не нужно ему мешать.
Вадима усадили на кухне и поставили чайник. Бабушка ловко спустилась в погреб и принесла кусок сала, горилку и чеснок.
— Ты поди замерз совсем, пей, согреешься.
Вадим не отказался, но выпив горелки и утерев рукавом рот, спросил:
— Замаслить пытаешься, старая?
— Ну не без этого. Не каждый день видишь такого спокойного барина. У тебя там хлопца режут, а ты сидишь и глазом не моргнул.
— Не родной же, — Вадим закрыл бутылку и внимательно следил за бабулькой. Она хозяйничала по кухне, пряча глаза.
— Неродной. Но я тебя барин запомнила, ты тогда принес учительницу Вари, почти так же.
— Не помню, чтобы видел вас.
— А ты и не можешь, я не показывалась.
— Таились?
— Таилась.