Ветер Балтики
Шрифт:
Крепкий мороз. Ноги стынут даже в унтах. Руки примерзают к перчаткам. Но сердце наполняется радостью. Немцы, конечно, не забудут этой дороги.
Догорающий костер. Вокруг костра сидят, сгрудившись, "завоеватели". Высота полета не больше ста метров. Мы проходим совсем близко. Приткнувшиеся к скирде фрицы не шелохнулись. Они замерли.
Там, за синеватой далью, действуют народные мстители. Целый партизанский край образовался в тылу у немцев. Земля горит под ногами фашистов и здесь, под Великим Новгородом, и под Псковом, и под
Позже мы узнали, что по дороге, над которой мы летели, спасались бегством некоторые немецкие части из 3-й и 12-й танковых дивизий, 20-й мотопехотной и совсем свеженькой 16-й пехотной дивизии, переброшенной из Нарвы. Все они были крепко потрепаны нашими бомбардировщиками. В Нарву ходили летчики Иван Шаманов, Петр Летуновский, Александр Разгонин, Аркадий Чернышев, Михаил Советский, Юрий Бунимович.
10-я дивизия хотела вырваться из кольца, в котором оказались войска генерала Шмидта, но еще на полпути до Тихвина дивизия потеряла половину своего состава. Ее активно уничтожала наша морская бомбардировочная авиация.
Чуть в стороне от дороги мы увидели каменную громаду старинного Тихвинского монастыря - древнейшую страницу российской истории. Монастырь горел. Оползала земля, рушились кирпичные своды.
На окраину города врывались воины Красной Армии.
Советские танки, подскакивая на ухабах, продвигались к городу с трех сторон.
Баянист
Мы только что приземлились. Летели в пепельной дымке, в моросящем дожде. Временами дождь висел над нами, как паутина, застывал на стеклах штурманской кабины, оставляя мелкие ледяные стежки на фюзеляже.
Преображенский быстро вышел из кабины и приказал готовить самолеты к очередному вылету.
Техники, механики и мотористы сразу же приступили к работе.
– Товарищ полковник, вы ведь очень устали. Может, наша "шестнадцатая" не пойдет на задание?
– предложил техник Колесниченко.
– Никак нет, - чуть смутившись оттого, что его усталость замечена, ответил Преображенский. - Обязательно полечу.
Не хотелось Евгению Николаевичу признаваться в том, что и ему свойственны человеческие слабости. "Командир всегда должен показывать подчиненным пример выносливости, собранности, выдержки, как бы порой трудно ни было", - вспомнил он наставления своего инструктора по летной школе Героя Советского Союза Василия Сергеевича Молокова.
Вечерняя лиловая морось сгущалась. От ближайшей стоянки спешил комиссар Оганезов. Вся его фигура выражала нетерпение:
– Вы слышали новость? Подполковник Тужилкин нашелся. Шифровку только что получили.
– А я что говорил? - воскликнул полковник. - Старик Тужилкин найдется. Эт-то, батенька, живучий старик!
Усталость словно рукой сняло. Глаза Преображенского мгновенно стали веселыми, молодыми, к нему вернулась привычная бодрость.
Еще несколько дней назад Тужилкин, отправившись на боевое задание в плохую погоду, радировал с пути: "Возвращаюсь на базу", но
Сообщение комиссара Оганезова было самой большой радостью. По этому случаю полковник Преображенский, поднявшись к себе в комнату на второй этаж деревянного дома и развернув одеяло, в которое был заботливо укутан баян, с наслаждением заиграл любимую песенку:
"Иду по знакомой дорожке, вдали голубеет крыльцо". С Евгением Николаевичем так уже бывало не раз: грустно ли, радостно - руки сами тянутся к баяну.
– Тося, - шутливо сказал он вошедшей девушке, - ты бы нам подтянула? Давно тебя не слышно, артистка! Курносая официантка зарделась:
– Что вы, Евгений Николаевич! Артисты вот приедут... Они и споют.
К вечеру в полк действительно приехали артисты. Худощавый юноша-баянист, Витя Алексеев, сидя на табурете, аккомпанировал выступавшим.
Концерт шел хорошо. Полковник аплодировал, бросал шутливые реплики, вместе с другими просил повторить номер и от души смеялся.
– Что же вы, товарищи артисты, сами отдыхаете, а другу своему передышки не даете? - смеясь, сказала Тося Валова.
– Баянистов надо жалеть, - поддержал ее полковник.
Витя Алексеев взглянул признательно на Тосю, улыбнулся Преображенскому обнажив ровные белые зубы.
Особую симпатию зрителей музыкант завоевал после того, как выступил с сольными номерами: "Боевое авиационное попурри", "Синенький скромный платочек", "Турецкий марш". Все у него здорово ладилось!
Преображенский, слушая Алексеева, сказал:
– Этот паренек мне определенно нравится. Как только закончился концерт, полковник взял за руку баяниста и повел в соседнюю комнату.
– Товарищ Алексеев, - сказал он, - вы очень хорошо играете. После войны наверняка будете замечательным баянистом и я с удовольствием приду на ваш концерт. Не хотите ли попробовать наш полковой баян?
– С большим удовольствием! Преображенский принес кирилловский баян. Коснувшись пальцами перламутровых клавишей, Виктор воскликнул:
– Да ведь это же не баян, а сказка! - Вам нравится?
– Очень! Нет слов, как нравится! - Тогда пусть баян будет вашим, совершенно серьезно сказал Преображенский.
– Ну, что вы? Наверное, шутите?
– Ничуть не шучу. И раз уж разговор зашел о серьезных вещах, хочу спросить вас: не хотите ли поступить к нам на службу? Подумайте!
– Я ведь еще и близко возле самолета не стоял. Полковник рассмеялся.
– Постоите. Подержитесь руками, а потом, глядишь, и полетите.
– Разве это возможно?
Артисты никак не ожидали такого внезапного поворота событий. Оставить баяниста в полку? Да ведь это же развалить всю их концертную бригаду! Но мог ли кто-нибудь из них возразить семнадцатилетнему юноше, получившему возможность стать бойцом 1-го бомбардировочного минно-торпедного авиационного полка?