Ветер и искры. Тетралогия
Шрифт:
— Ты настолько веришь в эту истину?
Короткий смешок был ей ответом.
— Если бы я не верила, то вряд ли бы позволила Черкане и Тальки сделать то, что они хотят.
— Считаешь, у тебя бы получилось их остановить?
Учительница Ретара задорно подмигнула:
— В этом деле никогда не узнаешь, пока не попробуешь.
Тиа не знала, что Гинора прочла в ее глазах. Рыжеволосая лишь ободряюще улыбнулась и вернулась к краскам. Взяла тонкий шпатель, размешала желтый цвет, добавив в него немного алого:
— Я
— Это я прекрасно понимаю. И хочу попросить тебя. Не говори о нашем разговоре Ретару.
— Он ничего не узнает.
— Спасибо, — искренне поблагодарила девушка собеседницу и взялась за дверную ручку. От запаха красок и растворителей у нее разболелась голова.
— Постой…
Тиа обернулась.
Вид у Гиноры теперь был серьезным. Больше она не улыбалась.
— Если до завтрашнего утра ты продолжишь сомневаться — отступи. Уйди из Башни, пока все не закончится. Если мы победим — приходи смело. Никто и пальцем тебя не тронет. Я клянусь. Если же нет… постарайся скрыться. А потом найти свободных носителей. «Самородков». Ты будешь единственной, в ком останется смешанная «искра». Она не должна пропасть.
Тиа ничего не сказала. Вышла на лестницу и плотно закрыла за собой дверь…
Тиф открыла глаза. Села, набросила на плечи стертое от времени шерстяное одеяло. Ее трясло. То ли от ночного холода, то ли от сна. Она даже не могла предположить, что ее подлая память настолько долговечна, и она увидит день, предшествовавший Темному мятежу, в таких деталях.
Запахи, чувства, ощущения, эмоции, солнечный свет, играющий с пылинками. Голос Гиноры, один из самых красивых, что она слышала за всю свою безумную, бесконечно-долгую, мерзкую жизнь. Он до сих пор звучал в ее ушах.
Пальцы на руках мелко дрожали, сердце учащенно билось, на душе лежал тяжелый камень.
— Звезда Хары! Что же мы сделали не так? — едва слышно прошептали ее губы. — Где мы ошиблись? В чем? Как это могло привести к такому?!
Брагун-Зан, неприветливый, холодный, пустынный, освещенный тысячами костров и светом огромной, багряной кометы, приблизившейся к самой земле, казался кошмаром. Или мечтой Рована — воротами в Бездну.
— Мир изменился. Но и мы изменились вместе с ним. Слишком сильно изменились.
Ворох тряпок у ее ног зашевелился, и из него выглянул Юми.
— Вот так, собака?
— Не обращай внимания, дружок, — вздохнула Убийца Сориты, — спи.
Вершина Грох-нер-Тохха пульсировала синим, и в отблесках этого света, смешивающегося с багрянцем кометы, двигались нелепые тени. Нириты танцевали пляску Теней.
Юми по-прежнему внимательно смотрел на Проклятую, похоже не думая возвращаться в свою «нору».
— Знаешь… — помедлив, сказала Тиа. — Хочу тебе кое-что рассказать. Думаю, хоть кто-то должен знать.
— Вот так, собака? —
— Уверена, что ты-то можешь сохранить эту тайну.
— Собака, — с достоинством ответил он ей и уселся поудобнее, собираясь слушать.
— Все считают, будто я подло ударила Сориту в спину. Об этом много говорили, а меня это нисколько не заботило. До этого нара. В тот день… — Она сглотнула комок, вставший в горле. — Все началось слишком быстро. Сорита пыталась прорваться к Лепесткам, чтобы уйти в Долину, привести подмогу. Двоих из нас она убила. Митифа…
Тиф дернула плечом и продолжила:
— Митифе крепко досталось, она была без сознания, Ретару оставалось жить несколько ун, и тогда я вызвала ее на поединок. Лицом к лицу. Среди этих проклятых подснежников. Это был честный бой, кто бы что ни говорил. Запомни это, малыш. А затем наступил бесконечно долгий день… Боюсь, этот будет точно таким же.
— Вот так, собака.
Он сел с ней рядом, прижавшись теплым боком. И вместе с Проклятой стал дожидаться утра.
Глава 19
— Ну что за жизнь? — разочарованно спросил у меня Квакушка. — Уже и повоевать не дают!
— Навоюешься еще, — посулил ему Трехглазый, нюхая пахнущую канифолью тетиву. — Я лично умирать не спешу.
— Мне вчера какой-то умник пытался всучить амулет от магии некромантов.
— И что ты ему ответил?
— Послал в задницу.
— Правильное решение, — сурово сказал Трехглазый. — Я бы еще и морду этому козлу набил, чтобы народ не надувал. Будь у нас такие амулеты, думаешь, мы бы здесь оказались?
— Ага, — опечалился Квакушка. — Жаль, что никаких средств от их мерзкой магии нету.
— Отчего же нету? Есть. Драпать со всех ног, чтобы пятки сверкали.
— Заткнулись, — негромко сказал я. — Услышат рыцари — враз вздернут.
— Тут деревьев нет, — вяло отмахнулся Трехглазый. — Не на чем вешать. Да и не призываю я к дезертирству.
— Поэтому помолчи. Лучше сходи проверь обозы со стрелами. Еще раз скажи раздающим, что они должны делать.
— Я уже ходил. Говорил.
— Сходи еще раз!
Он, ворча, поплелся вверх по склону, где рядом с катапультами и баллистами стояли возы.
— Как у тебя, Серый? — окликнул меня Олот.
— Все в порядке. Стрелки готовы.
Седовласый ветеран кивнул, топая вдоль шеренги сидящих на земле людей.
Квакушка продолжил ворчать:
— По мне, так сюда Ходящих надо б еще хоть десяток.
— Было бы неплохо, — процедил я, представив, что с ними устроила бы Тиф.
Со вчерашнего вечера я ее не видел. Она ложилась спать недалеко от наших позиций, в соседнем лагере, а сейчас Убийца Сориты исчезла. Я уже начал волноваться, что она смылась или, того хуже — переметнулась на другую сторону. С каждой минкой моя тревога росла, а настроение портилось.