Ветер и меч
Шрифт:
Довольно, сказала я себе, это земля Богини и ее служительниц, и если Она такое допускает, значит, я не сумела чего-то понять. Может быть, потому, что лес этот сохранился от великой древности, как и сами Горгоны, исчезнувшие из круга обитаемых стран, кроме этой. А я еще слишком молода и смотрю на окружающее из бойниц своего незнания. Ты пришла сюда познавать — так познавай! Голод понемногу начинал сказываться. И все равно, я не съела ни плода, ни гриба в этом лесу. На пути мне встретился заросший ряской водоем (я не стала из него пить, по счастью, во фляге еще оставалась вода), в котором водилась рыба. Я поймала одну руками — по моему разумению, она не была ядовитой.
И еще день ушел у меня на переход по лесу.
Направление я могла определить только по солнцу. Все указания, которые я могла почерпнуть из кернийских легенд, оказались смутны и отрывочны, а лес порой вставал передо мной стеной. Деревья были оплетены лианами, мощной бахромчатой плесенью, пространство между ними забивал колючий кустарник, а сверху свисали колючие растения, похожие на щупальца.
Я ни разу не вынула меча чтобы разрубить эту стену. Я искала в ней бреши, находила их и проскальзывала туда. Во-первых, мой меч не для того предназначен. Во-вторых, по той же причине, что не разводила костра. Я положила не причинять ущерб этому лесу. Не потому, что считала его живым. С тем, что живо, я, слава Богине, знала, как обращаться. Вот рыбу — она ведь была живой — убила и съела. А с лесом я не хотела связываться именно потому, что он был неживой.
Что же до прочего… Ни разу в жизни не случалось, чтобы я где-нибудь заблудилась. Врожденный дар Богини, должно быть. Куда меня ни кинь, я всегда выбираюсь на нужное место. Благодарить за это нужно Богиню, а не себя, но я не боялась заплутать в лесу. Даже в этом лесу.
Гораздо меньше мне хотелось здесь ночевать — я предпочла бы еще одну ночевку в пустыне. От пустыни, по крайней мере, знаешь, чего ждать. Но выбирать не приходилось, а я не была настолько самонадеянна, чтобы идти по лесу ночью.
Я обследовала поляну, где собиралась заночевать, чтобы увериться, что растения на ней ни кровопийцы, ни душители, ни просто ядовитые, наконец. И все равно спала вполглаза. Мне еще не встречались хищники в этом лесу и даже их следы. Но это не значило, что их здесь нет вовсе. И снова меня никто не потревожил.
Утром, невдалеке от места Своего ночлега, я нашла родник, совершенно чистый. Вероятно, это был знак, что я на верном пути. Или просто подарок Богини.
Но вскоре я вышла на вполне заметную тропу. Вот тебе и «невозможно добраться!» Здесь ходили, хотя, очевидно, не строем и не каждый день. И я зашагала по тропе.
Постепенно становилось все более сыро и душно. Под ногами хлюпало, и я невольно подумала о пустыне, оставшейся всего лишь в дне пути отсюда. Словно эта низина отбирала у побережья все соки, высасывала всю кровь. А в целом — болото как болото. Атланты в своих тяжелых колесницах и в латах, конечно, здесь бы, застряли. Но одиночке пройти можно.
Я передвигалась осторожно, отмечая взглядом возможные бочаги и трясины, ступая по следам тех, кто прошел здесь до меня.
Затем почва стала вроде бы плотнее, а жиденькая тропинка, которой я следовала, соединилась с другой… А потом еще с одной. Я выходила к населенным местам, и, следовательно, требовалось удвоить внимание. Звери к лесу и пустыне меня не тронули, но от людей я не могла ожидать того же.
Дорога — если ее можно было назвать таковой — кончалась у двух огромных столбов, врытых в землю. На них, на толстых веревках, сплетенных из древесных волокон, был закреплен длинный висячий мост не слишком надежного вида. Как мне показалось, над рекой. Но по мере
Такое зрелище, наверное, может представиться тем бесноватым прорицательницам, что объедаются мухоморами. Ров заполняло бесчисленное количество змей, так что отдельные тела различались с трудом. И вся эта масса, извиваясь, содрогаясь и шипя, живым кольцом охватывала рукотворный остров среди болота. На той стороне высились два таких же опорных столба — более ничего. Все терялось в мрачно-зеленой растительности. Я не сомневалась, что из этих зарослей за мной наблюдают.
Я взглянула на кишащих во рву змей. Змеи священны и принадлежат Богине. Это признают даже дикие ахейцы. Почти в каждом храме, посвященном Ей, имеется змея, либо змеи. Но никогда я не видела их сразу в таком количестве. Словно их разводили тут сотни лет… Тысячелетия!
А ведь, пожалуй, это правда. Видимо, так было всегда, во всех древних храмах, которые уже исчезли с лица Земли… Очевидно, я это узнаю.
Ступив на шаткую поверхность моста, я улыбнулась. Перил у моста не имелось, даже самых жалких, и человек, не обученный сохранять равновесие и не закалявший постоянно волю, если уж решался пройти по этим танцующим дощечкам над мириадами клубящихся гадов, добирался до противоположной стороны, обливаясь потом и с колотящимся сердцем. Хорошая защита… И способ проникнуться силой Богини… Хотя в этом было что-то не то…
Но просто так ступить на противоположную сторону мне не дали. Не зря я чувствовала, что за мной наблюдают. Едва я приблизилась к той стороне, они вышли из зарослей.
Их оказалось пятеро, и вооружены они были каменными Топорами. Я прикинула, смогу ли справиться с ними, и, оценив все. возможности, решила, что вероятность есть. Слишком уж неуклюжими и неповоротливыми они казались. Я еще подумала — ну и здоровенные здесь женщины! Все — выше меня, а я ведь не маленькая, и рука у каждой толще моей ноги. Они были в долгополой просторной одежде, наверное, хорошо спасающей от солнца, но неудобной для драки. Масок, в отличие от горгоны, встреченной нами в пустыне, они не носили. И лица-, не прикрытые жуткими личинами, были равнодушными, сонными и тупыми. Неужели лицо той горгоны под личиной точно такое же? Я не могла в это поверить. Кто ты? — спросила одна из них неприятным высоким голосом на древнем языке.
Я вспомнила, как называла меня горгона, и ответила:
— Служанка Богини.
— Что… ты… хочешь?
Слова древнего языка она произносила с трудом. Когда я сказала: «Посетить Храм», она, похоже, не поняла, и снова, повизгивая, повторила:
— Что ты хочешь?
— Поклониться Богине, — ответила я, не повышая голоса.
До меня постепенно доходило, что стражница не просто не понимает меня — она и себя не понимает. Ее обучили произносить несколько слов на древнем языке, не объясняя их значения, и узнавать звучание некоторых других. Во всяком случае, мой второй ответ она, видимо, сочла верным, молча развернулась и пошла обратно.
Остальные расступились, пропуская меня, и так, окруженная конвоем, я ступила на землю храмового острова. На оружие мое никто не покушался, так что стража меня не особенно беспокоила.
Я шла за предводительницей конвоя, и при виде ее мощного зада, ворочавшегося при ходьбе, и здоровенных пяток, меня осенило — это не женщина вовсе! Среди здешних стражей вообще нет женщин. Это… как их… евнухи.
Само слово я выучила недавно — им Келей ругался на побережье. Но когда я спросила его про значение, оказалось, что знаю об этом.