Ветер моих фантазий. Книга 2
Шрифт:
Но мне опять мерещились ласкающие меня руки и нежные губы…
Короче, я медленно и конкретно сходила с ума…
Я звонила ему, выбравшись от дома и подальше от него отбежав. Он иногда снимал трубку и молча выслушивал мои истерики. Говорил только: «Прости» или «Это хороший лекарство». Или вообще трубку не брал. Последний мой монолог затянулся часа на два, перебирания всего ужаса перед загаженными пеленками и вообще касательно адского характера этого парня. И после того монолога Ки Ра трубку почти не брал. Или извинялся уже на пятой, десятой или сороковой минуте. Будто
Или я его вконец достала. Может, у нас и могло что-то сложиться, если бы я просто была ласковой и сама бы на него накинулась или хоть на свидание позвала? Но, увы, из меня вылились только истерики. А теперь вконец парня достала, бедного. Или он решил, что секс со мной не стоит стольких убитых нервов? Или… или секс со мной был совсем ужасным? Он же был у меня первым. Такая вот первая любовь, мда. Блин, да хуже этой любви ничего не бывает! Какого хрена ее так воспевают в книгах и кино?!
Мне даже хотелось книги все пожечь, которые были о ней. Но, увы. Я удалила ту повесть «Последний влюбленный». Даже из корзины. И мне дальше стало совестно перед собою. Я же столько ночей не спала, записывая эти истории или набирая их! Я же так хотела стать писателем!
Короче, жечь тетради с первыми рукописями не стала. Поплакала, глядя на корзину в левом верхнем углу рабочего стола. Сменила ужасных котят на горы и ущелье, да на орла, летящего в небе. Это символ. Символ новой жизни. Я поднимусь из моей ямищи и высоко-высоко поднимусь. Я стану известным писателем — и этот хмырь локти будет кусать, что бросил меня и не оценил. А за мною, такой популярной, толпы будут в штабеля укладываться.
Правда, до всего этого надо было дожить. Пока пальцы гнуть было не с чего. Мне так точно. А он…
А если это именно Ки Ра был тем самым Бездушным? Но, если этот хмырь — тот самый художник, известный на Дальнем Востоке… Блин, пальцы мог гнуть уже он. Уже с чистой совестью. Мог спокойно снимать молодых дур, пачками. Сотнями. Мог мне адски завирать, округляя все это стадо идиоток до всего двенадцати раз, чисто сексу ради. Может, его там любили и готовы были на талисманы по клочкам растащить?.. Вот на что ему я тогда, молодой никому не известный писатель?
Короче, ужасная была у меня любовь. И первый раз отвратительный.
Точнее, первый раз мой был вполне ничего. Вообще никак! Найти бы его и сказать, что все было ужасно! Пусть сам себе ужасается! Я еще вычитала про тот, любимый мужской кошмар наравне с залетом любимой или случайной девушки. Вот, надо было ему сказать, что у него маленький… что я, мол, с горя, переспала с кем-то еще, сравнила, короче, Ки Ра был хуже всех. Вот только сколько парней назвать, чтобы была приличная цифра для статистики, но чтобы он не счел меня шлюхой?.. Как назло и не посоветоваться ни с кем.
Нет, я завела анонимный дневник в интернете. Кратко рассказала ситуацию, спросила, сколько парней можно назвать. Но тамошние мужики меня едва не прибили, типа из сочувствия «к бедному парню». Я вроде мэйла в профиле не указывала, только в настройках, никому не видных, но среди них нашелся хакер, который мне всю ночь слал письма, мол, «пожалей парня, дура». И утверждал, что лучше бы я обхаяла его мамашу, зарплату — особенно хорошо, если таковая ныне отсутствует — или свинарник в его квартире, а если
Эх… Повторить бы… Он, похоже, умел. Но… Да что опять с моей головой? Что там поселилось?! Совсем свои мысли не контролирую.
Когда я опять позвонила ему, телефон был выключен. В следующие двадцать пять раз вне сети. Потом выключен уже на два дня.
Больше звонить и надеяться я не осмелилась.
Так все трагично закончилось.
Но беда не приходит одна. Увы, все обошлось даже хуже.
В универе один из наших ботаников обожал восточную живопись и бдительно следил за всеми новинками. Он-то увидел новое творение Бездушного. И носился с пеной у рта, всем показывал, восторженно. Мне-то пофиг было. Пока королева сплетников не поймала меня за «хвост» и не спросила:
— Скажи-ка, Сашуль, что это? — и сунула мне смартфон под нос.
Там была новая картина Бездушного. Девушка спящая. С которой почти сползло одеяло. Только что и прикрывало, как мини-юбка. Но грудь, ее тело, освещенное светом ночника… ее лицо… пейзаж за окном…
Я увидела и охренела.
На картине Бездушного спала Лера! И… и вид из окна… как в гостинице нашего района. Хотя и с высоты не первого этажа, но я быстро узнала тот пейзаж.
Глава 12.2
Это… это могли быть две похожих девушки. Даже рыжих. Особенно, если с закрытыми глазами. Но… но вид из окна был как и в нашем районе перед местной гостиницей!
Этот… этот художник… он… он спал с нашей Леркой?! В гостинице нашего района?!
Ки Ра… спал с Лерой?! С моей подруженцией?.. Он?!
Но… парень упоминал про некого Инъей Ноото, с которым вроде воевал или просто соперничал Бездушный. И… И у кого-то из тех двух показывал ту картину. Ту, в которую я влюбилась. Ту, после которой писать начала. Про Анчиков мост и открывавшийся другой мир, инопланетный будто. И девушку, танцевавшую на льду. И летающую вокруг нее чайку.
Если Бездушный нарисовал картину с питерским видом из окна… Значит… Значит, Бездушный — и есть Ки Ра? И… если та картина принадлежала ему или Инъэй Ноото… Так моя первая любовь — это Ки Ра и есть? И мы даже встретились?.. И переспали даже! Хотя я, дура, так ничего и не поняла. Так всполошилась из-за первого раза и его гадкого поведения после, что совсем забыла его рассказ о тех двух художниках.
Или… или мою любимую картину нарисовал его соперник Инъэй?..
Хотя…
Смущало меня и другое. То, что был еще Акира. Который тоже рисовать любил. И нарисовал в кафе картину, похожую на ту, которую там же тут же нарисовал и кореец. Но… две картины… Они впервые встретились, видимо. Они не сговаривались, но нарисовали два рисунка как будто об одной и той же истории!