Ветер моих фантазий
Шрифт:
Он опять развалился на моей постели, спиной, чуть ближе уже ко мне. Фуу, как не романтично! Признался и отвалился?! Ой, я возмутилась? Я еще, оказывается, женщина? Я не только махровый писатель?!
— Мне сложно говорить с девушка. Все девушка. Они смеются, когда не смешно. Мажут лицо. Не знаю, про что говорить с девушка.
Невольно задала один из излюбленных женских вопросов:
— А ты когда-нибудь любил?
— Не знаю, — парень опять руки закинул за голову, разглядывая люстру или потолок, — Был красивый девушка. Я ее… как это слово?.. — пошарил в кармане, достал
— Довел до белого каления? — засмеялась, потому что разглядела надпись, уже знакомую.
— Злой девушка! — Ки Ра сел и мрачно посмотрел на меня, — Я грустный.
— Ну, извини, — развела руки в стороны, — Я думала, что ты опять шутишь.
— Я серьезный.
Смущенно повторила:
— Извини.
Он вдруг сказал:
— Ничего. Любовь глупый.
Тихо сказала:
— Может, любовь глупа. Или нет.
— А у тебя есть любимый парень?
Помолчав, грустно созналась:
— Нету.
Я ведь даже не знаю лица того художника, чья картина так потрясла меня.
— Мужчина любимый есть?
Проворчала:
— Какая разница?
— Любовь есть. Рядом нету.
Вздохнув, созналась:
— Рядом нету.
— Бедный девушка, — сказал Ки Ра серьезно.
Я было обиделась на него. Но потом передумала обижаться. Все-таки, он волновался обо мне, гостинец еще притащил. И еще…
— Ты тоже настоящий, — сказала вдруг растерянно.
Потому что запоздало поняла, что парень всегда выражает, что чувствует и думает. Прямо. Сразу. Иногда это напрягает. Но чем-то его искренность мне симпатична.
— Нет, — Ки Ра сел по-турецки, посмотрел на меня серьезно, — Я врать часто.
— Но ты, похоже, добрый.
— Нет, — кореец упрямо мотнул головой.
— Но ты пришел меня навестить, подарок принес!
— Я редко добрый, — мрачная улыбка.
Хотя я почему-то ему не поверила. Просто не хотелось верить. Мне он почему-то понравился. Не знаю пока, до какой степени понравился.
Мы какое-то время без смущения пялились друг на друга. Он потом серьезно спросил:
— Какой твой хобби?
Проворчала:
— Не спрашивай. Не надо вежливых вопросов.
— Интересно. Правда, — возразил парень серьезно, — Интересно, что любит настоящий девушка.
Помолчав, сказала, что люблю сочинять истории.
— Людям давать смотреть?
— Да, отчасти.
— Страшно?
— Да, местами. Особенно, в начале.
— Я знаю.
Он развалился опять на диване. Мы какое-то время молчали. Но, кажется, нас обоих это молчание не напрягало. Как и факт занимания одного двухспального дивана на двоих.
Правда, потом Ки Ра вдруг молча встал и молча вышел из комнаты. И даже не к ванной и уборной. К выходу.
Я слегка обалдела от такого поворота. Вот так, молча, без прощания? Слегка, потому что отчасти уже привыкла к его странным выходкам.
Парень вернулся со своим рюкзаком. Все-таки вернулся, да? А рюкзак зачем принес в комнату? Почему сначала вошел без рюкзака? Ой, он все-таки пришелец? Типа, втирался в доверие, а потом… что потом?!
Но он всего лишь достал из рюкзака мой блокнот. Тот самый, потерянный. Ли просто похожий?
Глаза на него подняла счастливые.
— Я на дороге нашел.
— Так, я с тобой столкнулась?
Разглядела его, будто видела впервые. Но, нет, вроде он. Или не он? Я того азиата молодого плохо помню. Мы слишком быстро разошлись. Но мой блокнот нашелся! Мое сокровище нашлось! И мне сегодня еще новый подарили! Красивый! И Лерка недавно милый блокнот подарила. Хотя я ее ненавижу, она милая. Но…
— Тебе мой адрес Лий сказал? Ну, Виталий?
Ки Ра засмеялся, потом ладонью похлопал по обложке блокнота, лежащего на моей ладони:
— Там адрес написан.
Ой, блин! И верно!
— Вот я лопухнулась!
Он смысла не понял, судя по краткой растерянности. Нет, смысл, кажется, угадал, вот, опять ухмыльнулся.
На порыве чувств вдруг отложила заветный блокнот, потянулась к парню и крепко обняла его. Он растерянно замер. А, кстати, мускулистые плечи у него, если на ощупь.
Тут дверь некстати открылась и нас застукала мама, пришедшая с подносом с чаем и салатницей поверх двух пустых тарелок. У-у, блин! Такая сцена! Как в кино. Только меня почему-то эта пикантная ситуация в жизни не обрадовала.
— Вы бы это… — смущенно начала мама, потом прошла в комнату, с грохотом поднос на мой стол поставила, — Вы бы не сразу. И не на моих глазах.
— Я уже должен жениться? — спокойно уточнил наглый гость.
В него полетела подушка от меня и смятая салфетка от мамы. Но я со стоном шлепнулась на кровать, как раз на раненный бок. Закричала. И маме стало не до убивания Ки Ра. И не до воспитания.
Они вдвоем суматошно бегали вокруг меня, пока я вопила. Мама то к телефону кинулась — скорую звать — то ко мне. Ки Ра, правда, опомнился в разы быстрее. Осторожно, но твердо подхватил меня сильными руками, усадил к подушке. Встал, забрал телефон у мамы. В отличие от нее, номер он помнил. И судя по маминому резкому успокоению, тот самый, русской скорой помощи. Правда, я вспомнила во всех красках, как месяц куковала в больнице со сломанной рукой в детстве и мне до того гадко стало, что взмолилась пока повременить. Минут двадцать они сидели на кровати, рядом, и бдительно на меня смотрели. Вроде боль стихла. Да, рубашка закровавилась, но боль явно была от резких движений. И новых приступов боли не было. И вообще, сидеть в роли бедного умирающего мне не понравилось. Поэтому запросила салата, который она принесла. Или гостя угостить хотя бы.
Мне не разрешили, а то мало ли чего, но гостю наложили полную тарелку. Мама торопливо ушла перекапывать домашнюю аптечку. Я с тоской покосилась на тарелку в руках гостя. Салат крабовый. То есть, из крабовых палочек, при изготовлении которых не пострадало ни единого краба. С рисом варенным, кукурузой консервированной, луком репчатым, майонезиком. Слюну сглотнула.
Ки Ра покосился на притворенную мамой дверь. Вдруг сел у изголовья, наполнил ложку и к моему рту протянул. Я рот открыла — он ложку убрал торопливо. Нахмурилась, а он грозно сказал: