Ветер над островами

Круз Андрей

— Я, конечно, глупого сказать не хочу, но спросить должен: а дело пока к дяде твоему, Евгену, не перешло?

— Отец перед смертью защитника мне назначил. — Она кивнула на меня. — Поэтому если дело к дяде и отойдет, то только после того, как городской совет меня признает несовершеннолетней. А это еще когда состоится.

— Ну понятно, — кивнул он. — А пока тебе хочется себя взрослой показать, торговлю вести. Не одобряю я этого. Вера. Дядя у тебя в делах искушен, знает, что делать и как, а ты, прости уж меня, мала еще. Тебе бы отдел отойти и в его воле

пожить. Я так думаю.

Я чуток напрягся, но в разговор пока решил не лезть, а Веру послушать — что она на такую явно для нее неожиданную подачу скажет.

— Дмитрий, — сказала девочка, глядя собеседнику в маленькие глаза, почти скрывшиеся под мохнатыми бровями, — я за совет благодарна, дядю я тоже уважаю. А спросить хочу: когда сможешь сто бочонков отгрузить? И мне лучше с доставкой, пусть и дороже.

Дмитрий вздохнул, отчего его тучные широкие плечи поднялись и опустились, поскреб в бороде, вновь хлебнул шумно.

— Не для твоего возраста и разумения дело купеческое, я знаю, что говорю, — сказал он медленно. — Доверила бы все дяде — процветал бы дом ваш. А сама бы детство свое как положено дожила, тебе пока жить да этой жизни радоваться.

Вера явно немного разозлилась, но заметно это было, как мне кажется, только мне одному — я уже научился распознавать разные оттенки ее настроения. Для человека чуть менее внимательного ее лицо оставалось совершенно невозмутимым.

— Уважаемый Дмитрий, — обратилась она к виноделу, — как вы думаете, у Нила Петрова я такую же скидку получить смогу, какой мы у тебя пользуемся, или все же переплачивать придется? Немного, но медяк сберегает золотой, поэтому всегда к тебе ходили.

Дмитрий покачал головой сокрушенно, явно и вполне искренне, как мне показалось, расстроившись, затем спросил:

— Тебе эти сто бочонков до портового лабаза надо или на борт?

— Нам прямо на борт, ты же все сто одним днем не привезешь?

— Нет, потому что заранее не знал, телег не хватит. Два дня надо. Сейчас купчую оформим.

Мне в разговор вмешиваться не пришлось, к моей радости. Радость же — оттого, что и Вера себя проявила, и мне себя не пришлось проявлять раньше времени. Новый я здесь пока человек, не обтерся, и уважения от местных ко мне никакого. А вот Вере от меня его все больше и больше.

Улыбчивая девушка, что подала чай, вновь пришла к нам, выложив на стол папку с бумагами и пару карандашей. Дмитрий повздыхал, посопел, а затем начал быстро писать удивительно аккуратным почерком купчую на четвертушке бумаги, подложив под нее черную копирку, хмурясь и мусоля кончик химического карандаша. Текст ее был незамысловат — это не договор с «обязанностями сторон» и «форс-мажором», а просто расписка — столько-то бочек за столько-то денег.

Закончив писать купчую, Дмитрий подвинул ее по столу к Вере, а затем сказал, коротко взглянув на меня:

— Если совет городской не признал тебя совершенной годами, то расписаться за тебя взрослый родич должен. Или вот защитник твой.

— Я знаю, — кивнула Вера спокойно, подписываясь под текстом и придвигая

бумагу мне.

На том процесс покупки и завершился. Расчет ожидался после отгрузки товара, так что на этом мы все свои дела здесь закончили. Борода сказал лишь:

— Через пару часов начнем тебе первую телегу грузить, так что жди сегодня. Кто товар примет?

— Сама и приму, — ответила Вера. — Мы сейчас в гавань и до вечера будем.

На том и распрощались.

* * *

— Вон дядина шхуна, — сказала Вера, указывая рукой на судно, пришвартованное рядом с «Чайкой», когда двуколка заехала в портовые ворота. — Она раньше отцова была, пока он «Чайку» не купил, дядя тогда на лихтере ходил. А как «Чайка» появилась, дядя на «Крачку» перешел, а лихтер продали.

Второе судно было чуть ниже бортом, покороче и как-то поусадистей, пошире. Борт крашен синей краской, по которой шла широкая белая полоса, а на ней, как здесь принято, позолоченные буквы, образующие слово «Крачка». Птичья такая серия в этой семье, получается.

На палубе «Крачки» возились с чем-то трое матросов, возле сходен стояла телега с мешками, возле которой спорили еще несколько человек. Похоже, что тоже товар принимают, идет семейная торговля. Ну и пусть идет, на то и дело, чтобы не стоять.

— Ты мне вот что скажи, Вер, раз уж мы здесь, — обратился я к девочке. — Как боекомплект к пушке пополнить? Это где делается?

— Это тебе надо с Игнатием идти, — ответила она, — к полковнику в арсенал, у нас их там продают. Но тебя пока там не знают.

— Понятно, сходим с Игнатием, — кивнул я.

Мне как скажут, тем более что я бы чуть пропорции между пристрелочными и боевыми снарядами поменял в пользу последних. Больше толку будет — так я вроде с местной баллистикой разобрался, справлюсь без трассеров, учитывая, что этот самый «трассер» боевой начинки куда меньше несет.

— А вот наши лабазы, — указала Вера на два больших, заглубленных в землю каменных сарая, в торце каждого из них были массивные деревянные ворота.

В стене сарая, обращенной к морю, были маленькие окошечки, больше похожие на бойницы. Как оказалось, бойницы это и были.

— Гавань защищать тоже ведь надо, — объяснила Вера. — Бывали налеты, когда зайдет пара судов в порт какой-нибудь, а в трюме оружные сидят. Раз, бах-бах, и весь порт захвачен. А дальше самое ценное захватят, остальные суда попортят, чтобы погони не было, да и уйдут. А так есть место укрыться, и держаться за такими стенками долго можно. У нас все так строят, что к берегу близко.

— Предусмотрительные какие, — тихо хмыкнул я.

А вообще все, что было построено на острове Большой Скат, удивляло своей основательностью и капитальностью. Как и в Новой Фактории, кстати. Заметил еще одну особенность — многие дома, и не только дома, строились не в один прием. Иногда кладка заметно отличалась возрастом. Похоже было, что каждый житель начинал с малого, а затем постепенно расширялся, пристраивая к своему обиталищу дополнительные помещения.