Ветер нашей свободы
Шрифт:
Эти слова, словно выстрел. То есть, получается, что он слушал все, о чем она говорила? О чем мы говорили… Осознание, что я все это время был на крючке у этого идиота, выводит из себя.
— Получается, ты использовал свою сестру втемную? — спрашиваю, борясь с подступающим гневом. — Как ты мог? Это же противозаконно. Думаешь, если ты мент, то тебе все можно? Вот не зря вашу братию не любят — придурок на придурке.
— Не ори! — говорит и морщится, прихлебывая коньяк из горла. Замечаю, что ему уже достаточно алкоголя на сегодня, но забирать у него бутылку не стану — пусть хоть зальется, наплевать. —
— Конечно, это же мое детище, — отвечаю, отворачиваясь.
— Вот и я сам выстроил свою карьеру, с нуля, и не собираюсь терять все из — за того, что озабочен тем, что подумает моя сестра. Иногда дело намного важнее обид родных и близких.
Он все — таки гад еще тот — не зря они с Киром нашли общий язык. Хочется дать ему в морду, но изо всех сил сдерживаюсь — сейчас не время для кулачных боев. Может быть, чуть позже.
— И где был жучок?
— В чехле фотоаппарата, — отвечает так просто, словно это все в порядке вещей. — Знал, что она никогда с ним не расстается, особенно, если у нее контракт на фотосессию с твоим участием. Значит, она все время будет брать с собой аппаратуру, и мне ничего не будет стоить прослушать все, что связано с вами.
— И что, понравилось? Получил, что хотел?
Я уже на пределе. Теперь понимаю, почему он тогда приперся — наверное, услышал, что между нами что — то может произойти и пришел. Становится так противно, словно меня с головой в смрадное болото окунули.
— Парень, успокойся, — тихо говорит Серж, толкая меня в плечо. — Да, признаю, что был не прав, но и ты меня пойми.
Вместо ответа я резко, не жалея сил, бью его по холеной физиономии. Вовремя останавливаюсь, чтобы не продолжить избивать его, превратив в фарш. Одного удара вполне достаточно, зато я чувствую необыкновенную легкость, как будто сделал то, к чему давно уже был готов. Серж сидит, ошалевший, смотрит на меня округлившимися глазами и вытирает кровь из разбитого носа.
— Однако, — только и говорит.
— Хоть что со мной делай, но я не могу тебя понять. Мы не преступники, не наркоторговцы, и не подонки. Мы чиним мотоциклы, пьем пиво, любим девушек, делаем тату, но мы не совершаем ничего из того, в чем ты нас подозревал. Какие наркотики? О чем ты? И зачем нужно было играть с доверием собственной сестры? Извини, Серж, но ты — жалок.
Он молчит и только смотрит на меня, а кровь сочится сквозь его пальцы. Открываю бардачок в поисках хоть какой — нибудь тряпки, которая поможет остановить кровь. Неплохо я все — таки его приложил — теперь надолго запомнит, что со мной лучше не шутить. В итоге, нахожу упаковку бумажных платков и протягиваю их Сержу.
— Я надеюсь, — говорит он после непродолжительной паузы, во время которой ему все — таки удается унять кровотечение, — Что эта информация останется сугубо между нами. Я не хочу проблем с сестрой.
Ах, он хочет, чтобы я держал язык за зубами. Какой, однако, милый и наивный человек. Но, с другой стороны, судя по тому, что сейчас происходит с Птичкой, только информации о том, что работу эту она получила только лишь потому, что ее предприимчивый братец повлиял на ее начальника, ей не хватает. Нет уж, пусть кто — нибудь другой делает
В виду последних событий еще больше мечтаю найти ее, а все остальное — полная ерунда.
— Слушай, — вдруг неожиданная мысль врывается в сознание. — Ты говорил, что слушал ее, да? Что жучок в фотоаппарате и все в этом духе. Правильно?
— Да.
— А почему ты сейчас не слушаешь?
— Мы взяли этих упырей, прямо в «Бразерсе». Сейчас все дружно дают показания. Поэтому я и снял прослушку.
Понимаю, что без вмешательства Роджера и его озорных приятелей, к которым он обращался за помощью, не обошлось, но не говорю этого вслух: не хочу впутывать сюда еще и рыжего.
— А что, если фотоаппарат, возможно, еще с ней? — говорю быстро, прерывисто — боюсь, что спасительная мысль может раствориться. — Ты же можешь снова ее прослушать? Может быть, получится узнать, где она.
Серж молчит, прижав изрядно опустевшую бутылку к боку, а его распухший нос сияет всеми оттенками красного. Размышляет, обдумывая мои слова.
— Точно, — наконец, произносит, что — то еще прокручивая в голове. — Сейчас вернусь на службу за оборудованием, потом позвоню тебе и будем дальше думать, что делать.
— Знаешь, хоть ты и говнюк, но другого выхода, как сотрудничать, у нас нет, поэтому жду. Но я, если честно, так и не понял, почему ты меня невзлюбил? Потому что подозревал в торговле наркотиками? Поэтому?
— Понимаешь, я не такого возлюбленного хотел своей сестре. Я хотел для нее парня из хорошей семьи, а у тебя, уж прости, с этим не все в порядке. Плюс твои друзья, круг общения, пристрастие к алкоголю.
— Тормози! — восклицаю, берясь за ручку двери. — Алкоголика — то из меня не делай, хорошо?
— Ладно, — соглашается он, — не буду. Но и ты пойми меня — на тебя только взглянешь, и сразу делается плохо.
— Какой ты зануда, аж противно, — говорю на прощание и выхожу из автомобиля. Свежий ветер ударяет в лицо, и мне хочется стоять здесь на тротуаре вечно, никуда не спеша и ни о чем не думая — просто наслаждаясь порывами ветра.
Серж уезжает, а я медленно иду к «Банке», размышляя обо всем, что случилось за последние несколько часов. Мысли прыгают в голове, как бешеные лошади. Значит, не только у меня родственники приносят в жизнь только проблемы? И у Птички тоже не все так хорошо, как кажется на первый взгляд. Просто она пока об этом не знает.
Внезапно в кармане оживает телефон. Вытаскиваю аппарат из кармана и, не глядя на экран, отвечаю на звонок.
— Фил, ты где?! — слышу приглушенный голос Роджера. — Быстрее в «Банку», здесь беда.
Беда.
Какое страшное слово. И самое ужасное, что я почти перестал на него реагировать.
40. Заплаканная мегера
Врываюсь в «Банку» и сначала не могу понять, что происходит. Какие — то люди мельтешат перед глазами — сплошь в белом, на полу стоят носилки, в воздухе витает терпкий запах лекарств. Несколько раз моргаю, чтобы нормализовать зрение — слишком быстро бежал, и в глазах пляшут разноцветные зайчики, но, наконец, мне удается сообразить, что люди в белых халатах — врачи. Да какого черта?!