Ветер перемен
Шрифт:
— Проще… — медленно произнес царевич.
— Проще. И надежнее. Тут, — указал он на стенд, — надо восемь маленьких шестеренок, две средние, две большие с внутренними зубьями, две лапы, восемь конусных шестеренок и еще много всего. Все шестеренки бронзовые. Если в них попадет грязь или того хуже — песок, то я бы за них не дал и выеденного яйца.
Царевич подошел к стенду.
Покрутил кривой рычаг, который приводил его в действие. Попереключал разные режимы. Проверяя то, как работают колеса.
— Не спорю — красиво, — заметил Готлиб. — Но надежность…
— И все же, давай делать
— Это все слишком рискованно. Для опытов — да, но для дела…
— У парохода будут и паруса, и весла на первый раз. Так что, даст Бог как-нибудь доберемся даже если все сломается. Но этот опыт, — ткнул он пальцем в сторону механизма, — бесценен. А пока я буду плавать и все проверять — ты озаботься созданием станка для нарезки шестеренок из стали.
— При всем уважении — у меня и других дел очень много. — нахмурился Лейбниц.
— У тебя есть ученики. Ведь так? Выдели толкового в механике. Пускай занимается. Ты просто ему задачу точно сформулируй. Или, если хочешь — давай это сделаем вместе.
— Ты думаешь, я смогу остаться в стороне? — грустно усмехнулся Лейбниц.
— Возможно я ошибаюсь, но в этой задаче нет ничего особенного сложного. Держатель для заготовки, выставляемый под нужным углом, оснащенный делительным кругом…
— Делительный круг? Чир сие? — перебил его Лейбниц.
— Просто сменный диск, расчерченный на равные доли — сектора. По количеству зубцов будущей шестеренки. С отверстиями для отжимного фиксатора. Отжал его. Повернул диск до следующего отверстия. Отпустил. И точи дальше.
— Точи? Напильником?
— Да можно и напильником. Даже такой станочек будет неплох. Но лучше, чтобы сверху была подвижная фреза со сменными насадками по форме выточки. Цилиндрической там, конусной или еще какой. Чтобы можно было делать зубцы у шестеренок разной формы.
— И ты говоришь — это все будет просто? — усмехнулся Лейбниц.
— Если ты придумаешь такой станок и построишь рабочий, толковый его вариант, то мы сможем начать массовый выпуск шестеренок. Не только вот для таких механизмов, но и для твоего арифмометра. Что сделает его кардинально дешевле и откроет ему дорогу в мир. Ты ведь сам говорил мне, что мечтаешь его продвигать людям науки и всем нуждающимся в многочисленных расчетах.
Лейбниц кивнул.
Молча.
Задумчиво.
Прошелся вокруг стенда, еще раз его осматривая.
— Сделаешь? — после затянувшейся паузы спросил его Алексей.
— Сделаю. — лаконично, решительно и в чем-то даже порывисто ответил тот…
Царевич тепло попрощался с ним и вышел во двор.
Было хорошо.
Морозно.
Сухо.
Чистое небо казалось бездонным и безграничным.
Под ногами хрустел снег. Хотелось просто пройтись по нему, наслаждаясь ощущениями. Но время. Здесь, в начале XVIII века оно шло очень медленно. Только для него — гостя из далекого будущего, все было не так. Он жил в своем привычном ритме. И откровенно
Да, в общем-то и отец его, Петр Алексеевич, тоже не отличался неспешностью. Так что вся эта суетность в глазах местного населения выглядела вполне нормально. Яблоко от яблоньки ведь недалеко падает…
Алексей чуть потоптался, наслаждаясь погодой. Подошел к зимней карете на салазках.
Ему тут же открыли дверцу.
И он ловко заскочил внутрь, где его ждала Ньёньосс. Та самая негритянка, которая стала старшей в его мини-гареме «горничных». Он с ней ездил на ипподром, не брезгуя появляться публично.
В какой-то мере — провокационно.
Ведь весь город, да и не только, считал, что это его рабыня для утех, иные языки называли ее наложницей, а отдельные «таланты» не брезговали обозвать и экзотической блудницей. Но после того, как были пущены слухи о новом статусе этой молодой женщины — шутки словно обрезало.
К Миледи относились с пиететом. Опасливым таким. Который невольно «пролился» и на ее первую помощницу и ученицу. А ведь ею Ньёньосс и представили через слухи.
Да, сальные шуточки оставались. Только теперь они были уже другие. Что, дескать, днем царевича стережет Миледи, а ночью — эта самая негра. Стоит на карауле у его уда, так сказать. Так что появление Алексея с ней в свете не вызывал каких-то особых «бурлений». Может кто-то бы и хотел какую гадость брякнуть, но побаивался. Ведь иная шутка, как известно продлевает жизнь. Тому, кто смеется. А тому, кто шутит — наоборот — укорачивает[2], как стали болтать на постоялых дворах, относительно этой всей истории…
Алексей сел на сиденье и прикрыл дверь.
Молодая женщина недовольно глянула на царевича из-за того, что тот запустил холод в карету. Но промолчала. В конце концов крошечная печка, специально разработанная на базе походной для монтажа в кареты, свою работу делала[3]. И этот дискомфорт был непродолжительным.
Ньёньосс поежилась, укутываясь в меховую шубу. Минус тридцать ей казались натуральным кошмаром. Но что поделать — не родные пенаты…
Ее родная народность, известная соседям как мосси, осталась далеко. Аж на Верхней Вольте. Где этот народ создал свое государство еще в XI веке. То есть, «вылупившись» не сильно позже Руси. Да вот беда — так в этом средневековье и остались.
Если проводить аналогии с Европой, то их земли были разделены на пять герцогств: Ятенга, Уагадугу, Тенкодого, Фада Н’гурма и Буссума, а также пятнадцать графств. Правил ими монарх — моро-наба. Но его статус был в известной степени символическим, а он сам являлся, в сущности, лишь первым, среди равных. То есть, правителем самого сильного домена — Ятенга. Остальные ему если и подчинялись, очень условно. Из-за чего держава мосси представляла собой этакий аналог Руси века XII-XIII или синхронной ему Франции. Такие же раннефеодальные нравы, типичные для варварских королевств, царили и внутри каждого из герцогств или графств. Где органично переплетались примитивные государственные структуры и родоплеменные отношения.