Ветер полуночи
Шрифт:
— Я останавливался. Останавливался несколько раз. Обычно я много не пью, но в тот день, не помню только, по какой причине…
— Я не сомневаюсь, что вы останавливались, Билл, но дело в том, что в соответствии с британскими законами, регулирующими часы продажи спиртных напитков в барах, тавернах, трактирах и ресторанах, вы могли останавливаться для выпивок только от пяти тридцати до одиннадцати. — Голос Поуда походил на звук старой, ржавой пилы, пилящей трухлявое дерево. — Так что остановки никак не могут объяснить продолжительность вашей поездки.
— Я мог свернуть с шоссе, поставить машину
— Могли уснуть, могли свернуть с шоссе, могли занять время чем угодно, как вы говорите. А могли и заехать куда-нибудь… например, в Фелклиф?
— Но зачем?! — У Билла внезапно пересохло во рту и заколотилось сердце. — Ведь Фелклиф далеко в стороне от моего маршрута. Кроме того, я не знал, что там Мэри. Я думал, что она…
— Правильно. Вы думали, что она в другом месте. Вы даже получили сведения, что она должна быть в другом месте. Следовательно, я бы ошибся, если бы сказал, что вы позвонили ей в Фелклиф и уговорились, чтобы она встретила вас вечером?
— Конечно, ошиблись бы!
— Да? И вы уверены в этом, хотя утверждаете, что совершенно не помните, где были и что делали в тот день?.. У вас есть сигареты? Надоело возиться с трубкой.
Поуд сам взял сигарету из пачки Билла и закурил.
— Спасибо. — Поуд выпустил струю дыма и улыбнулся медленной, ленивой ухмылкой кота, знающего, что мышь уже никуда не уйдет от него. — Ну, а теперь давайте разберемся, что еще вы помните. Вы помните, во что вы были одеты в Сидэйле?
— По-моему, да. — Вопрос Поуда показался Биллу не просто неважным, но и вообще бессмысленным. — Во фланелевые брюки и в старый твидовый пиджак.
— Верно, мой мальчик! Совершенно верно! Твидовый пиджак с кожаными нашивками на локтях и слегка обтрепавшимися рукавами. Одна из любимых вещей, наверное? — Поуд встал и снял что-то с вешалки рядом с книжным шкафом. — Этот?
— Да, я был в нем. — Время снова сместилось назад к тому дождливому утру, и комната, в которой они сейчас разговаривали, превратилась в кузов его фургона. Он сидел за машинкой и смотрел на безлюдную пустошь; собираясь приступить к работе, он достал что-то из внутреннего кармана пиджака…
— Правильно, мой мальчик! Наконец-то к вам возвращается память. Вы говорите, что вынули что-то из внутреннего кармана пиджака. Давайте проверим, не там ли еще это…
— Нет, нет, не может быть. Я уничтожил это. Я почти уверен, что уничтожил. — Однако его рука, словно направляемая кем-то другим, полезла во внутренний карман, нащупала там записную книжку, ручку и скомканный конверт.
Билл вытащил конверт, положил на стол и разгладил. Адрес, напечатанный на машинке, был, зачеркнут, и от руки чернилами было написано: «Переслать в почтовое отделение в Сидэйле, Дербишир».
— Произошла ошибка. — Поуд вынул из конверта листик бумаги. — Письмо было адресовано вашей жене, однако миссис Кэрвер, милая, но малограмотная женщина, решив, что письмо адресовано вам, отправила его а Сидэйл. Несомненно, что, распечатав его, вы получили сильнейший удар. Так что, мой мальчик, вы не сегодня узнали о романе вашей супруги с Уэйном. Вы узнали об этом в тот самый день, когда она умерла. Вот, взгляните сами.
Билл тупо уставился в напечатанные на машинке несколько строчек и закорючку подписи
— Ладно, мой мальчик, теперь все начистоту, да? Хотя никто не поручал мне расследовать смерть вашей жены, мне нужна от вас вся, правда. — В голосе Поуда внезапно послышались жесткие нотки, которых Билл не замечал прежде.
— Вы прочли письмо, узнали, что ваша жена и Уэйн были в близких отношениях, и договорились провести ночь вместе в гостинице. Сев за машинку, вы написали не сентиментальный финал с примирением, как намеревались, а убили героиню романа. Вот и все, что нам известно. После этого вы потеряли память, не так ли? — Поуд встал и сверху вниз посмотрел на Билла. Его лицо уже не казалось расплывшимся и дряблым: он выглядел именно таким, каким был всегда, — решительным и энергичным полицейским, никому не дающим спуска.
— Попробуем освежить вашу память и заполнить пробелы во времени. Разумеется, вы понимаете, что я имею в виду, и поэтому постарайтесь ответить на мои вопросы. Ну-с, попытайтесь сосредоточиться. Разве после получения письма и завершения работы над книгой вы не позвонили в Фелклиф вашей жене и не условились встретиться с ней? Разве вы не показали ей письмо Уэйна? Ну-ка, мой мальчик, посмотрите мне в глаза и скажите правду. — Билл попытался отвернуться. — Разве не вы толкнули свою жену под грузовик?
9
Вокзал Кингкросс перед наступлением вечерних часов «пик», светящиеся, а темноте фонари; гулкий крытый перрон; паровоз, выпускающий пары у платформы; тонкие клочья тумана, смешивающиеся с дымом, паром и запахом дизельного топлива и масла. Пока еще на вокзале спокойно, но под этим спокойствием уже ощущается напряжение. Скоро со станции подземки сюда хлынут толпы, знаменующие окончание еще одного дня.
— Ваш поезд отправляется в четыре пятьдесят пять с третьей платформы.
— Благодарю вас.
Билл взял у кассира билет и сдачу и взглянул на часы. До отхода поезда в Фелклиф оставалось двадцать минут. Билл зашел я буфет, заказал чашку кофе и сел за столик в дальнем углу, подальше от других посетителей. Рука, в которой он держал чашку, тряслась, а с засиженного мухами зеркала на него смотрел он сам. Да, красивым его теперь уже не назовешь — уголки губ опустились, кожа под подбородком провисла, под глазами темные мешки.
Мог ли он сделать это? Существовала ли даже самая отдаленная вероятность, чтобы он мог убить Мэри? — мысленно спрашивал Билл у зеркала, и ему показалось, что он в зеркале утвердительно кивал в ответ: да, мог. Его память еще не восстановила всех событий того дня, но он представил себе, что произошло. Дикое озлобление после прочтения письма Джамбо, вынудившее его изменить конец книги, телефонный звонок, а Фелклиф, тамошние безлюдные улицы, сыром ветер с моря и встреча с Мэри почти в полночь. Ну, а что дальше? Новая вспышка ярости, когда Мэри призналась во всем, шум приближающегося грузовика, его рука на плече Мэри и… Он оттолкнул от себя чашку и уставился в стол, лишь бы только не видеть свое отражение в зеркале…