Ветер с Итиля

Калганов Андрей

За спиной у Алатора располагались крест-накрест два меча. Тяжелые, с длинными обоюдоострыми клинками, в руках опытного воя они были страшным оружием.

Мужики были вооружены кто чем: рогатинами, топорами, вилами, даже кольями. Парочка отроков, вероятно из тех, что по ночам стояли в дозоре у частокола, были одеты в грубые простеганные куртки со стальными пластинами. Остальные защитных доспехов вовсе не имели.

Замыкал отряд Угрим. На плечо его был закинут тяжелый кузнечный молот на длинной рукояти, а вокруг пояса в несколько колец намотана массивная

железная цепь. Кузнец все под ноги себе смотрел, будто боялся споткнуться. А когда вдруг поднимал взгляд, то можно было видеть, что лицо его угрюмо и зло: губы плотно сжаты, брови нахмурены, по скулам гуляют желваки.

Степан и Гридя шли сразу за Алатором. Степан был взят по приказу ведуна – нехай Перун поможет в сече. (И по такому случаю одет в национальные одежды – порты и длинную косоворотку с вышивками, опоясанную пеньковой веревкой.) А Гридя оказался в отряде по той простой причине, что, будучи спасенным Степаном, по местным обычаям поступал в полное его распоряжение, а то и превращался в собственность. А уж о том, как он был спасен, Гридя растрезвонил всем…

Выпас находился стрелищах в тридцати. Отряд покрыл расстояние примерно за час и вышел на заливной луг. Пастбище лежало почти вровень с днепровскими водами. Поразительно, как травы, поднявшиеся здесь, отличались от тех, что росли близ веси. Сочные, рослые; их пощадило солнце, и они вытянулись и налились силой. А виной всему ветер, выгоняющий воду из днепровских берегов.

Пастбище раскинулось в обе стороны широко, но темная петля леса, словно аркан степняка, стягивала его, не давая разгуляться травяной вольнице.

Алатор встал на стременах и, козырьком приставив ладонь, посмотрел против солнца. Ни стада, ни татей. Вдали собирались тучи. Ничего удивительно – парит, дышать нечем. Будет гроза.

– Где подпаска пришибли?

– Тама, – показал парень, принесший тревожную весть, – ближе к лесу.

– Веди, – сказал Алатор.

Парень взял конягу под уздцы, и отряд направился туда, где еще совсем недавно, мирно пощипывая травку, паслись обленившиеся, разомлевшие от сытости и солнца пеструхи.

* * *

Пастушок лежал раскинув руки и смотрел в небо мертвыми глазами. А по небу плыли облака, носились какие-то пичуги, гонимые летним зноем. Большие ошалевшие от жары стрекозы трещали крыльями. Стрекотал кузнечик. Природе не было никакого дела до этой смерти. Бог дал, бог взял.

А он лежал в луже крови, разваленный страшным ударом почти надвое. Клинок прошел от ключицы к бедру, выпустив наружу все внутренности. Степан зажал нос и отвернулся. Ветер дул как раз в его сторону…

Алатор спрыгнул с коня и деловито подошел к трупу. Взглянул на срез раны, походил вокруг, высматривая следы.

– Так, говоришь, морды ненашенские?

– Ить, – заволновался парень, – кто ж их знает, я ведь не разглядывал.

Алатор покачал головой:

– Сдается мне, непростая это ватага… Для того чтобы человека развалить, сноровка нужна. – Взглянул на парня: – Сгоняй к лесу да на дерево влезь. Глянь, чего вокруг деется.

– А

ежли тама они?

– Не боись, – усмехнулся воин, – я те Перунова посланца дам в помочь.

– И я с ним, – встрял Гридя.

Алатор только пожал плечами и отвернулся.

* * *

Лес стоял зеленой живой стеной. Едва отвоевав у луга полоску земли, он обрел грубую животную силу и терзал сам себя, не способный совладать с нею. Могучие ели схватились со старыми необхватными кленами. Их ветви переплетались, силясь добраться до шей-стволов, чтобы сокрушить их. Высоченные березы тянули к небу корявые лапы, лишая солнца своих еще не набравших рост собратьев. То и дело попадались поваленные сухие стволы. Прямо через их распадающуюся плоть прорастали молодые деревца, раздвигая мертвую кору упругими тонкими телами.

Парень, звавшийся Чуйком, облюбовал высоченный клен. Ветви его начинались довольно низко, так что забраться труда не составляло. Он бережливо скинул рубаху, картинно поплевал на руки и полез.

– Не зевай, – крикнул Гридя, – вокруг поглядывай!

– Ить, поучи еще меня! – Чуек плюнул, угодив Гриде в ухо.

– Ну, спустись только, – взвизгнул тот.

– А и спущусь, еще и наподдам! – Чуек скрылся в ветвях, и некоторое время был слышан шорох листвы. Но вот все стихло. Видно, оглядывался дозорный.

«Долго он что-то», – подумал Степан. И еще подумал, что как-то уж очень громко гомонят птицы и стрекочет какая-то мелюзга в траве. Чего они переполошились-то?

Вновь зашелестела листва, затрещали ветви. Чуек, бледный как льняное полотно, спрыгнул на землю.

– Дымина от селища валит! – в ужасе прошептал он. – А тама, – он показал полудне, – тама коровы наши. Лежат, роднехонькие, не шелохнутся, должно, татями прибиты.

Гридя недоверчиво зыркнул на него:

– Чего брешешь? На что татям скотину убивать? За живую-то поболе дадут!

– Ах, брешу?! – взорвался Чуек. – Cам залезь да посмотри!

– Вот еще!

– Тогда захлопнись, не то зубы посчитаю!

– Это мы еще посмотрим, кто кому посчитает!

Они покатились по земле, щедро раздавая друг другу тумаки. Чуек был крупнее и старше, так что Гриде доставалось изрядно.

Поняв, что окриком не обойтись, Степан урезонил отроков более действенным способом. А именно, взявши и того и другого за ухо, поднял и развел в разные стороны.

– Эй ты, поосторожней! – завопил Чуек. – Ухо оторвешь, батька с тебя шкуру спустит.

– Дурак ты, Чуек, – кривя губы от позора и боли, сказал Гридя, – ничего твой батька ему сделать не сможет.

Степан отпустил парней. У обоих уши горели.

– Еще сцепитесь, головы поотшибаю. Давай, Чуек, по порядку, что там горит и какие коровы…

По словам парня, над их селищем поднимался густой черный дым, а рядом со стеною гарцевали какие-то конники. Коров же он обнаружил недалече, на лесной поляне. И незачем было ухи ему крутить, потому как начал все Гридя, а он, всем известно, бедовик, и ничего хорошего от него ждать не приходится.