Ветер с севера
Шрифт:
Вадим протянул руку. — Пойдём? Посмотрим? Катя взяла его за руку. Стали подниматься по лестнице. Вадим глаз с Кати не сводил. Ту явно лихорадило. Главное, чтобы не заболела. Иначе, головы ему не сносить. Да и сам себе не простит.
А у самого дрожали руки так, что ключом в замок попал не с первого раза. — Ну, вот. Тут я и живу. Не шикарно. Но уже не общага. Там душ на этаже был. И кухня общая. И лейтенанты. — А чем плохи лейтенанты? — не поняла Катя. — А тем, — пояснил Ветров, помогая ей снять пальто, — Что каждому из них мне пришлось бы "начистить рыло", как выражается один капитан первого ранга. — Тищенко Михаил Борисович, —
Вадим опомнился, что всё это время они так и стояли в коридоре. — Понимаешь, Катюш, это после каюты мой первый настоящий дом. — Как так? — Я с одиннадцати лет жил в казарме. Сначала в Нахимовском. Потом в училище. Потом тут в общежитии. И я не очень умею всё это, — неожиданно для себя признался Ветров. И понял, что ему не страшно было показать Кате свою слабость. Настолько он был уверен, что она поймёт.
Катя прошла по комнатам. Пустовато. Необходимый минимум. Почти как в каюте. Но это даже и неплохо. Ветров ходил за ней следом, как привязанный.
Она остановилась у окна с широким низким подоконником. Отчётливо представила, как положит тут разноцветные подушки. И будет сидеть с книгой. Ждать Вадима и смотреть в окно на улицу. А зимой повесит гирлянду-штору. Катя обернулась.
Вадим любовался ей. И столько было в его взгляде сразу. Любовь, надежда, нежность.
Катя сделала два быстрых шага. Глянула на Ветрова снизу вверх. Взгляды встретились. Воздух вокруг загустел. Время стало вязким и тягучим. Катины пальцы сами потянулись к застежке на форменной куртке.
Вадим перехватил её ладони. Поднёс к губам. Поцеловал каждый пальчик. Катя пыталась дышать. Получалось через раз. — Катюша… Счастье ты моё, — Ветров уже себе не принадлежал. Только ей. Глазам, в которых он видел все её желания. Рукам, которые требовательно снимали с его плеч форму. Губам, которые не отрывались от его губ. Дыханию одному на двоих.
Катя плавилась, растекалась воском в руках Вадима. Откликалась на каждую ласку. Дрожала от желания почувствовать его кожа к коже. Требовала и получала невероятную нежность.
Кончики пальцев у Вадима горели от прикосновений к Кате. То, как она доверялась ему, сводило с ума. Мысль, что он первый мужчина, кто видит и чувствует её такой, уносила высоко. Катя дарила ему себя, получая его тело, сердце и душу навсегда и без остатка.
Оглушенные своим счастьем они лежали в обнимку. Вадим водил ладонью по Катиному подрагивающему животу. Катя пальчиками вычерчивала линии на руках и груди Ветрова.
— Вадюша, они не болят? — Катя очертила белые пятна ожогов. — Нет, давно не болят, — отозвался Вадим. Он никак не мог оторвать от неё взгляд. Теперь особенно чувствуя, что это чудо принадлежит ему. От маленьких пальчиков на стопах до кончиков пшеничных волос.
Возвращаться в реальность не хотелось. Вадим понёс Катю в ванную на руках. И она чувствовала, что кокон любимых рук — самое лучшее место на земле.
Глава 51
51.
Дома
Ветров по дороге купил ещё два букета. Продавщица посмотрела на них странно. Вадим только улыбнулся ей. Катя спряталась у него за спиной.
— Я скрывать ничего не намерен. Ты моя невеста. Это только наше решение. Но твои родные должны это знать. — А твои? — Витя с лета в курсе. Варваре я позвоню. Когда решим с регистрацией, позовём.
Катя снова удивилась про себя. Регистрация? Боже мой! Ей и невестой то удивительно быть. А женой… Это что-то пока плохо осознаваемое.
С порога на Ветрове опять повис Игорек. Потащил за руку играть в шахматы. — Подожди, друг. У меня разговор есть ко взрослым. — Что, опять папа ружье будет искать? А дед тебе всё поотрывает, да? — Это мы сейчас и узнаем.
Вадим с Катей появились на пороге гостиной. На них сразу обратили внимание. Вадим вручил цветы вдруг растерявшимся маме и бабушке.
— Дед, ты только Ветрову не отрывай ничего, ладно? — Игорек с обеспокоенный видом стоял рядом. — Ого, ничего себе заявка! — Владимир Максимович глянул на пару в дверях. — Лёлька, тащи ружье, — пошутил Александр Евгеньевич. Адмиралы переглянулись, не понимая, что происходит. — Папа, не надо ружье! Он хороший! — Игорь кинулся к отцу. — Я пошутил, сыночек. Не плачь.
Лёля улыбалась. Колечко на Катином пальце она уже заметила. Людмила Васильевна замерла у мужа за спиной.
Ветров откашлялся. Катя вцепилась в него мёртвой хваткой. — Сегодня утром в присутствии команды миноносца "Разящий" Екатерина Александровна оказала мне честь и согласилась стать моей женой. Так что представляемся в новых званиях. И благословите!
Пауза была почти театральная. Катерина оглядывала своих родных по очереди. Держалась за Вадима так, что у него, кажется, синяки потом останутся.
— Ура! Катька замуж выйдет! У меня брат будет настоящий командир, а не как у Пашки — просто солдат, — первым среагировал Игорек и снова полез на руки к Ветрову.
Всё вдруг пришло в движение. К Кате и Вадиму бросились с поздравлениями, объятиями и пожеланиями. — Ну, Вадим Андреевич, ты даёшь! — начальник академии жал руку Ветрову, — Екатерина Александровна, мои поздравления. Вашему жениху теперь нужно будет оправдать доверие. Вы же, кажется, за адмирала замуж хотели, — прищурился хитро. — Что, правда хотела? — зашептал Вадим Кате на ухо. — Вадь, мне двенадцать лет было, когда я это сказала. А они теперь как семейную байку это всем рассказывают, — засмущалась Катерина.
— М-да, кажется, начальнику Нахимовского училища придётся ящиком коньяка делиться, — хохотнул Склодовский, — У нас, Кать, и про твоего ненаглядного байка имеется. Потому что, если станет Ветров Вадим Андреевич адмиралом, то будет должен Алексею Петровичу. Так? Дружный хохот разрядил обстановку.
— Шампанского нужно по случаю! Зря что ли мы с самого утра ни граммульки. Всё на чае-кофе, — Склодовский обернулся к жене, — Мил, ты чего это? Отвернувшись к окну, Людмила Викторовна плакала. — Бабуль, ты чего? — Катя кинулась к ней. — Вот вспомнила, как Вовка шёл пешком от станции девять километров в самоволку к нам на дачу. И нёс за пазухой белые гвоздики. Катюшка, дай хоть колечко посмотрю. — улыбнулась она сквозь слезы, — А мне тогда только восемнадцать исполнилось, — это уже на ухо Кате.