Ветер сквозь замочную скважину
Шрифт:
Вот и конец анекдота, и человек в черном смеется – где-то далеко-далеко отсюда.
Обернувшись, Тим увидел, что тигр тычется носом в металлическую коробку с гравировкой на крышке. Зверь поднял голову, взглянул на Тима и опять ткнулся носом в коробку.
– Хорошо, – сказал Тим. – Почему бы и нет?
Он встал на колени перед коробкой, так близко к тигру, что почувствовал теплое дыхание зверя на своей замерзшей щеке. Попробовал вставить изогнутый ключ в [-образную замочную скважину. Ключ подошел идеально. Тиму вдруг явственно вспомнилось, как он открывал сундук Большого Келлса – ключом, который дал ему сборщик налогов. Тим прогнал это воспоминание, повернул ключ, услышал щелчок и поднял крышку коробки. Надеясь, что там внутри
Но в коробке лежало всего три предмета, которые вряд ли могли пригодиться Тиму в его теперешнем положении: большое белое перо, маленький флакончик из коричневого стекла и простая хлопчатобумажная салфетка вроде тех, которые в Древесной деревне кладут на длинные столы, выставленные на лужайке за домом общественных собраний к ежегодному пиру на праздник Жатвы.
Ветер уже давно достиг штормовой силы. Теперь его свист среди металлических балок башни был похож на пронзительный визг привидений. Лежавшее в коробке перо взвилось в воздух, но тигр не дал ему улететь: вытянул шею и схватил его зубами. Потом повернулся к мальчику и протянул ему перо. Тим взял его и почти машинально засунул за пояс – с той стороны, где был папин топор. Опустившись на четвереньки, мальчик пополз прочь от Догана. Если тебя сдует ветром и бросит на острую ветку железного дерева – это, конечно, не самая приятная смерть. И все равно это лучше – быстрее, – чем быть расплющенным по металлической стене Догана и чувствовать, как убийственный ледяной ветер проникает под кожу и замораживает в тебе жизнь.
Тигр зарычал. Опять этот тихий и мягкий звук медленно рвущейся шелковой ткани. Тим хотел обернуться, но не успел. Очередной порыв ветра швырнул его на стену Догана. Удар был таким сильным, что Тим задохнулся. И еще долго не мог вздохнуть – казалось, что ветер пытается вырвать дыхание у него изо рта и из носа.
Теперь тигр протягивал Тиму салфетку, и когда Тиму наконец удалось набрать в легкие воздух (такой холодный, что от него онемело горло), он увидел нечто удивительное. Сэй Тигр держал салфетку зубами за уголок, и теперь она стала раза в четыре больше, чем была поначалу.
Так не бывает.
Но Тим это видел своими глазами. И если глаза не обманывали – а они жутко слезились, и слезы тут же застывали на щеках ледяной коркой, – то салфетка в пасти у тигра выросла до размеров полотенца. Тим протянул руку, чтобы взять салфетку. Тигр держал ее до тех пор, пока не убедился, что онемевший кулак Тима крепко сжал ткань – и только потом отпустил. Повсюду вокруг пронзительно завывал ветер. Теперь он был таким сильным, что даже огромный тигр весом, наверное, шесть сотен фунтов с трудом удерживался на месте. Однако салфетка, зажатая в руке Тима, спокойно свисала вниз и даже не шевелилась, как будто и не было никакой бури.
Тим посмотрел на тигра. Тот безмятежно глядел на мальчика, явно ни о чем не тревожась и пребывая в ладу и с собой, и с окружающим миром, тонущим в реве бури. Тим подумал, что обычное жестяное ведро показало ему картинки ничуть не хуже, чем серебряная чаша сборщика налогов. В умелых руках, сказал тот, любая вещь может стать волшебной.
Может быть, даже простой кусок ткани.
А салфетка продолжала расти – она стала чуть ли не вдвое больше. Тим развернул ее еще раз, и полотенце превратилось в скатерть. Мальчик поднял ее перед собой, держа на вытянутых руках, и хотя повсюду вокруг бушевал ветер, воздух между лицом Тима и натянутой тканью был неподвижным.
И теплым.
Тим встряхнул скатерть, которая изначально была салфеткой, и она вновь развернулась, увеличившись вдвое. Теперь это была уже простыня, и она неподвижно лежала на земле, хотя и над ней, и с обеих сторон от нее летели клубы взвихренной пыли, отломанные ветки деревьев и мертвые буроржавки. Ветер швырял их на стену Догана,
– Давай забирайся под эту штуку. Там не холодно и нет ветра.
Но ты и так это знаешь, сэй Тигр. Ведь знаешь же, да?
Тигр припал брюхом к земле, выпустил свои великолепные когти и заполз под простыню. Там он немного поерзал, устраиваясь поудобнее. Тим почувствовал, как его руку задело что-то колючее и твердое, словно пучок проволоки: тигриные усы. Мальчик поежился. А потом тигр улегся бок о бок с Тимом и застыл неподвижно.
Зверь и вправду был очень большим, и половина его туловища так и осталась снаружи, не поместившись под простыню. Тим приподнялся, высунулся наружу – борясь с бушующим ветром, который тут же ударил его по голове и плечам – и еще раз встряхнул простыню. Та пошла рябью и развернулась до размеров большого паруса в речной лодке. Один ее край теперь почти доходил до подножия клетки, где раньше сидел тигр.
Мир ревел и грохотал, буря неистовствовала снаружи, но под простыней все было тихо. Правда, сердце у Тима стучало так, что его было слышно. А когда мальчик слегка успокоился, он почувствовал ровные, медленные удары еще одного сердца, бившегося у него под боком. И услышал тихое, хрипловатое рокотание. Тигр урчал.
– Мы здесь в безопасности, да? – спросил Тим.
Тигр посмотрел на него долгим взглядом и закрыл глаза. Что само по себе уже было ответом.
Пришла ночь, а вместе с ней – и стыловей, во всей своей яростной мощи. Снаружи – за пределами действия сильной магии, казавшейся поначалу обычной салфеткой – все сковало морозом, который принес с собой ветер, набравший скорость больше ста колес в час. Стеклянные окна Догана покрылись бельмами наледи в дюйм толщиной. Железные деревья сначала просто взрывались, а потом начали падать. Буря несла их на юг – убийственным облаком из ветвей, острых щепок и целых стволов. Тигр дремал, ничуть не тревожась о том, что происходит снаружи. Заснув еще крепче, зверь растянулся под простыней и оттеснил Тима к самому краешку. В какой-то момент мальчик поймал себя на том, что раздраженно пихает тигра локтем, как если бы тот был приятелем, с которым приходится спать в одной постели и который во сне норовит отобрать у тебя все одеяло. Тигр тихонечко зарычал и выпустил когти, но все-таки чуть-чуть подвинулся.
– Спасибо, сэй, – прошептал Тим.
Через час после заката – а может быть, и через два, Тим давно потерял чувство времени – к завываниям ветра присоединился жуткий, пронзительный скрежет. Тигр открыл глаза. Тим осторожно приподнял краешек простыни и выглянул наружу. Башня над Доганом начала изгибаться под ветром. Тим смотрел как зачарованный: вот изгиб превратился в крен, а затем, в какой-то неуловимый для глаза миг, башня распалась на части. Еще секунду назад она стояла на месте, а уже в следующее мгновение разлетелась стрелами металлических балок и стальных прутьев, подхваченных бурей и брошенных на огромную пустошь, которая буквально пару часов назад была лесом железных деревьев.
Теперь очередь Догана, подумал Тим. Но Доган устоял.
Доган остался на том же месте, где стоял уже тысячу лет.
Тим на всю жизнь запомнил ту ночь, такую невообразимо странную, что он ни разу не смог описать ее словами… или вспомнить в разумной последовательности, как мы вспоминаем обычные события в повседневной жизни. Полное понимание возвращалось лишь в сновидениях, а стыловей снился ему до конца жизни. Но не в кошмарах. Это были хорошие сны. Сны о безопасности.