Ветер в Камне
Шрифт:
Гиффорд остановился у одной из дверей. Как ни торопился старик сообщить о своём открытии Йосту, он не оставил взломанный проход открытым — сейчас там крест-накрест дрожали две нити зелёного света. Этот барьер он мог бы снять так же легко, как и поставил, но тогда придётся идти внутрь и встретиться с… тем, что внутри.
Архивариус расстегнул воротник рубахи и вытащил из-за пазухи неправильной формы кристалл, который тут же ослепительно вспыхнул в свете огненной сферы. Все мысли или деяния, связанные с использованием силы, наполняли энергией подобные амулеты, питая собою их неистощимый голод. Кристалл Гиффорд
Гиффорд щёлкнул пальцами, и барьер исчез. Из давно запечатанного коридора потянуло чем-то куда более зловещим, чем обычные холод и сырость подземелья. Архивариус шагнул вперёд.
Шар заколыхался, задрожал, но остался висеть по другую сторону порога. Если бы не кристалл, который тоже изрядно потускнел, Гиффорд угодил бы в полную тьму.
Как и во всех хранилищах Валариана, стены до потолка были уставлены полками. Казалось, они слегка колеблются, словно воздух в сильный зной. Как любые подобные собрания, что бы в них ни содержалось — доброе или злое, — они находились под защитой охранных чар.
Внимание архивариуса привлёк слой многовековой пыли на полу, кем-то явно не так давно потревоженный. Старик молча замер на пороге, изучая, куда ведут отпечатки ног. В помещение явно заходили неоднократно: одна или две цепочки следов сворачивали к полкам, остальные вели вглубь.
Хранилище было просторнее, чем предполагал маг. О, как же невыносимо тяжело сделать первый шаг, пройти по стопам предателя, добавить ещё одну цепочку к путанице следов на полу!.. Никогда в жизни Гиффорду не приходилось делать над собой такого усилия.
Воздух зашевелился, как будто огромное невидимое чудовище повеяло на архивариуса своим зловонным дыханием. Настолько зловонным, что тот едва не задохнулся и судорожно поднёс кристалл к носу. Даже амулет замерцал, а когда разгорелся снова, свет его сделался мутно-красноватым. Чтобы двинуться дальше, магу вновь пришлось призвать на помощь всю отвагу, какую кабинетный учёный мог скопить за долгую спокойную жизнь в четырёх стенах.
Наконец он дошёл до противоположной стены, где ровный ковёр пыли сменялся засохшей лужей крови и гноя. Гиффорд не собирался разглядывать то, что лежало в центре лужи, и без того было ясно, что существо умирало долго и мучительно. Чтобы понять, кто это, тоже не требовалось подходить ближе — в центре лужи лежал мёртвый гобб, рождённый из осквернённой земли по воле древнего, почти позабытого зла. Такой противоестественной твари не место в человеческом жилище. Разве что…
Вот только гобб был мёртв. Если его призвали в услужение, этого не могло произойти.
Архивариус поднёс кристалл к внезапно пересохшим губам и мысленно проговорил слова на языке, который не помнил уже ни один народ в мире.
Воздух пошёл рябью, подобной той, которая укрывала полки; в ней проступили смутные контуры. Чтобы узнать того, чья недвижимая полупрозрачная фигура появилась у стены, не требовалось напрягать
Во тьме, замутнившей даже кристалл, почти ничего было не разглядеть. Гиффорд приложил талисман к переносице.
Мертвенный, тяжёлый воздух вдруг наэлектризовался. Истинное могущество Эразма открылось архивариусу, и ему пришлось отказаться от мысли, что все случившееся — фокусы зарвавшегося неумёхи. Эразм прекрасно знал, что делает.
В воздухе появился эфемерный силуэт — рука и в ней жезл, светящийся той же красной мутью, что и кристалл. На полу уже не было трупа, на его месте полупрозрачный Эразм уверенными движениями чертил знаки в пыли, в воздухе, снова в пыли. За плечом видения зияла пустотой дальняя полка. Защитного покрова на ней не было, книги и свитки, сваленные в кучу, доходили призрачному Эразму почти до колен.
Один взмах жезла, второй, третий!.. Архивариус знал, что бессилен изменить то, что произошло тут несколько дней назад, и может лишь наблюдать за событиями прошлого.
Перед призраком поднялся пыльный вихрь, из которого выскочил… гобб. Ростом он был со среднего человека, непропорционально сложенный, кожа испещрена рубцами и бородавками, с оскаленных зубов капала зелёная слизь. Когтистой лапой тварь сжимала боевой топор, красные глазки горели предвкушением трапезы. Гиффорд прекрасно знал, чем, точнее, кем предпочитают питаться гоббы, известные постоянной жаждой набить желудок.
Однако взмахнуть топором тварь не успела. Тень Эразма подняла жезл — и гобб, содрогаясь в конвульсиях, грузно осел на землю. А из вихря тем временем появился второй, затем третий — готовые мгновенно вступить в драку… Оба замерли, увидев убитого собрата.
Едва слышно, и то лишь благодаря кристаллу, до архивариуса долетали отдельные слова, но и их хватило, чтобы мага пробрал холодный пот. О, Эразм был вовсе не тем недоучкой, за которого его считали в Цитадели знаний!
Перед призраком Эразма собралась уже дюжина гоббов, один уродливее другого — воплощённое Зло. Эразм взмахнул жезлом, и первый из гоббов, втянув голову в плечи, покорно бросился собирать книги и свитки с краденым знанием.
Маг тихо опустил кристалл. Он узнал довольно, чтобы лишить покоя обитателей Валариана. Теперь Гиффорд уже не верил, что от такой адской мощи убережёт заклинание беспамятства, подстерегающее беглеца в ущелье Лапы.
Что за силу выпустили они в мир? Могущество Эразма было так велико, что его отголоски доносились до Гиффорда даже сквозь толщу времени.
Самый воздух хранилища наэлектризовано потрескивал.
Убитый гобб, конечно, предупреждение — единственное доступное подобным тварям. Но даже если Эразму под силу подчинить себе чудовищных созданий, вряд ли он заставит их удержаться от кровопролития.
Архивариус осторожно обошёл разлагающийся труп. Гоббы были порождениями Тьмы; многие считали их отпрысками архидемона Вастора. Почему-то на сей раз злой дух не пришёл на помощь своим детям. Теперь твари подчинены Эразму, и немногие в этом мире способны устоять перед их мощью.
Гиффорд перевёл взгляд на опустевшую полку. В архиве, разумеется, найдётся несколько слов о её содержимом, пусть даже самых общих. Остаётся лишь свериться с каталогом и доложить совету. Ибо о том, что случилось, нельзя помыслить без страха.