Ветер военных лет

Бакланов Глеб Владимирович

— А что случилось? — позволил себе я спросить командарма.

— Приказ маршала Конева. Петров тебе все объяснит, а ты уж там сам ориентируйся что да как.

Разговор сильно взволновал меня. С одной стороны, тон у Жадова был бодрый, веселый даже. А с другой — почему он меня оставил в неведении относительно причины вызова? Сам не знает? Вряд ли.

Словом, я ехал в Дрезден взбудораженный и явился к Петрову, испытывая острое беспокойство. Вообще, я не раз обращал внимание, что всякая неизвестность, ожидание неприятного для меня, как, может быть, и для других, тяжелее самой неприятности.

Наверное, потому что неизвестность практически оставляет тебя в бездействии, а для человека энергичного, деятельного это сущее наказание. То, что генерал Петров незамедлительно принял меня, еще увеличило беспокойство: видимо, меня ждало что-то важное.

Однако с первых секунд пребывания в кабинете начальника штаба фронта генерала армии И. Е. Петрова тревога моя исчезла. И всегда очень спокойный, безупречно выдержанный, Иван Ефимович обвел меня внимательным взглядом, на этот раз даже ласково блеснув стеклами своего неизменного пенсне, и сразу же объяснил главное:

— Маршал Конев в настоящее время находится в Москве. По его распоряжению вам надлежит принять обязанности командира сводного полка первого Украинского фронта и начать подготовку к Параду Победы.

Очень обстоятельный, организованный, на редкость аккуратный человек и военачальник, генерал Петров тут же объяснил мне и все остальное:

— ЦК партии и правительство приняли специальное решение — провести парад в ознаменование победы советского народа над гитлеровской Германией.

Потом Иван Ефимович начал рассказывать более подробно, в чем заключались мои первоочередные задачи. Я слушал с большим вниманием, не пропуская ни одного слова. Одновременно видел гранитную мостовую Красной площади, мраморные стены Мавзолея, слышал мягкий шелест развевающихся по ветру знамен.

А генерал Петров продолжал говорить:

— Вам должны отобрать в армиях, расчет отбора им дан, самых достойных солдат и офицеров. И надо укомплектовать полк таким образом, чтобы отдельные батальоны представляли все рода войск фронта: стрелков, автоматчиков, танкистов, артиллеристов, летчиков, кавалеристов, инженерные войска и войска связи.

Вероятно, на лице у меня все-таки отражались каким-то образом те видения, которые переносили меня в Москву, на Красную площадь, потому что Иван Ефимович сделал паузу и, внимательно вглядываясь в меня, спросил:

— Вам все понятно?

— Так точно, — по уставу ответил я, а генерал Петров давал дальнейшие пояснения:

— Каждым батальоном должны командовать особенно отличившиеся генералы, Герои Советского Союза. Кандидатуры подобраны, вот список. Как я уже сказал, командовать полком поручено вам.

— А заместитель по политчасти? — спросил я, бегло просматривая список.

— Рекомендован заместителем по политчасти тридцать второго гвардейского стрелкового корпуса вашей же армии полковник Петров, — ответил Иван Ефимович. — А начальника штаба и заместителя по тылу предлагайте сами.

Я назвал Т. В. Бельского и И. П. Морозова, полковника, моего заместителя по тылу. Возражений не последовало.

Тут только я внутренне удивился, что на мою долю выпала такая огромная честь. Ведь я сам совсем недавно был удостоен высокого звания

Героя Советского Союза. Но спрашивать о причинах моего назначения, конечно, не стал, рассудив, что, наверное, сыграла роль вся моя воинская служба, участие в двух войнах, а может быть, и то, что я в течение нескольких предвоенных лет, в том числе и 1 Мая 1941 года, участвовал во всех военных парадах на Красной площади в составе Московской Пролетарской стрелковой дивизии.

— Прошу вас ознакомиться с предполагаемым местом размещения полка и высказать свои соображения относительно того, что нужно для организации подготовки, — сказал мне в заключение генерал Петров.

Я попросил дать мне время, чтобы обдумать свои предложения.

Едва выйдя из помещения штаба фронта, я помчался в отведенные для полка казармы, находившиеся тут же, в Дрездене, на правом берегу Эльбы. Казармы оказались в неплохом состоянии. Можно было обзаводиться хозяйством и приступать к формированию полка. Так я и доложил вечером Петрову.

Это была нелегкая задача — сформировать сводный полк, хотя достойных солдат и офицеров, орденоносцев, прославленных героев было более чем достаточно.

Личный состав полка начал прибывать с запасом, численность его приближалась к двум тысячам человек. Скоро казармы заполнили лучшие люди нашего фронта. Честное слово, это было совершенно неповторимое зрелище: люди самых разных возрастов, от двадцатилетних парней с румянцем во всю щеку до седоголовых зрелых воинов, самых разных национальностей, различных характеров, темпераментов, привычек, манер; люди, не похожие друг на друга решительно во всем, кроме одного: это были бойцы, не уступающие друг другу в мужестве, выдержке, смелости, в высоком воинском мастерстве.

В составе полка оказалось 98 Героев Советского Союза (большую часть из них составили летчики), несколько офицеров, дважды удостоенных этой высочайшей награды, и, наконец, трижды Герой Советского Союза полковник Александр Иванович Покрышкин.

Вскоре из Москвы вернулся наш командующий, Маршал Советского Союза Иван Степанович Конев. Чуть ли не сразу по возвращении он приехал к нам в казармы, чтобы ознакомиться с составом полка, нашими планами подготовки к параду и с ее ходом.

Маршал обошел развернутый строй полка, внимательно вглядываясь в лица солдат и офицеров. Память у Конева была замечательная. Он не только помнил и узнавал многих участников парада, но, вступая в разговор с ними, вспоминал самые различные боевые эпизоды и операции, в которых они отличились.

Как мне показалось, маршал остался вполне доволен подбором людей. Во всяком случае, когда парадные расчеты проходили в виде репетиции мимо наскоро сколоченной трибунки, где мы стояли вместе с Коневым, на лице его светилось удовлетворение и даже гордость. Само прохождение было еще далеко от совершенства, так что, по-видимому, удовольствие командующему фронтом доставляло не то, как шли, а то, кто шел. Это действительно был цвет фронта, наша гордость, наша слава — самые бесстрашные, самые преданные сыны своей Родины. А. И. Покрышкину, по моему предложению, поручили нести алый бархатный стяг с вышитой золотом надписью: «1-й Украинский фронт».