Ветер времени
Шрифт:
– Почему?! – нетерпеливо, гневаясь, возражает Бердибек. – Разве я не хан и не сын хана?
– Тебя еще не выбрали! Эмиры еще спорят друг с другом! – ласково говорит Товлубий.
– Я привел из Аррана воинов! – гордо заявляет Бердибек, выпрямляясь и представляя, как свои же воины подымают его на щите, нарекая великим ханом и царем царей.
– Воины есть у каждого! – смеется Товлубий. – Я тоже вооружил кого мог и разослал приказы по всем становьям. Но и каждый из эмиров Золотой Орды сделал то же самое!
Бердибек молчит, фыркает, словно необъезженный конь. Он не ведает (и понял это только сейчас), за кем пойдут воины его отца.
– Примирись с матерью, Бердибек! – говорит, высасывая мозговую кость, Товлубий.
– Зачем?
Старик
– Как зачем? Как зачем?! Затем, что она твоя мать и у нее есть воины!
– Я сам имею достаточно сил, чтобы не кланяться еще и ей! – Норовистый необъезженный конь пытается сбросить седло.
– Но зато у тебя двенадцать братьев, и все они в воле Тайдулы! Тэмур и Асан уже подросли. Беки могут выбрать любого из них!
– Я убью своих братьев! – кричит Бердибек и прибавляет низким, глухим голосом: – Я пошлю воинов и велю тебе, Товлубег, убить их!
– Ты хочешь, чтобы я не покинул тебя, Бердибек? – спрашивает старый барс, нимало не испуганный решением молодого хана.
– Да, хочу!
Старик глядит бабьим взглядом, покачивая головой:
– Ты убил отца и никому теперь не веришь, Бердибек! – Товлубий думает, щурится, грызет кость, вытирает жирные пальцы о халат. – Ну что ж, верят только безумцы и дервиши и еще такие, как поп Алексий… Я подумаю, Бердибек! Мне некому подарить твою голову, хан, а ежели ты подаришь кому-нибудь мою голову, ты погибнешь. Тогда уже тебе не простят ничего. Только взять царевичей тебе придется самому и самому придется говорить с матерью!
Бердибек глядел затравленно, только теперь поняв, что он полностью в руках этого толстого старого барса, и тот играет с ним как хочет, и власть, ради которой он пошел на преступление, будет принадлежать Товлубию, а не ему, Бердибеку. Но хоть видимость власти, хотя бы слава и трон достанутся все же ему! А там… Сколько лет жизни осталось этому толстому старику?
О смерти Джанибековой русичам сообщили, как и всем, на другой день. Смена ханов в Сарае и всегда была тревожна для Руси, а тем паче теперь, когда вместо доброго Джанибека, как справедливо называли его русские летописцы, на трон владык Золотой Орды восходил жестокий и порочный правитель, навряд сугубо расположенный к русичам.
– Уезжаем, владыко? – вопросил Станята Алексия, как только тот окончил утреннюю молитву. – Худа б не было!
Алексий посмотрел на Станяту искоса, подумал. Сказал:
– Повести, Леонтий, что мы отлагаем отъезд. И скажи корабельщикам, пусть нас не ждут! – Он подумал еще и, видя полное недоумение Станяты, пояснил: – Пакости будем стеречись, а хуже, ежели нам теперь ярлыки не утвердят!
Станята кивнул, хмыкнул, понял. Жалованные ярлыки, освобождающие русскую церковь от выплаты дани, следовало вырвать у ордынцев немедленно, пока не изгладился из памяти многих успех излечения Тайдулы.
«В сам дели! – думал Станята, выходя. – Прав владыка! Бердибеку верить неможно! Надобно разузнать погоднее, что тут к чему».
Впрочем, и Алексий не предугадывал всех событий, не ведал и того, что приготовили ему мусульманские улемы, почему и мало обратил внимания на крики: «Колдун! Колдун!», сопровождавшие его поезд, когда он утром этого дня отправлялся к царице и Бердибеку выразить соболезнования и поздравить нового хана.
Тайдула, повестили ему, была в ханском дворце, а ханский дворец был весь оцеплен стражею. И когда Алексий (большинство его спутников задержали, не пропустив) проходил во дворец сквозь плотную толпу придворных, зловещие возгласы: «Колдун, колдун! Маг! Чародей!» – раздавались со всех сторон.
Бердибек сидел на золотом троне отца в огромной ханской юрте, отделанной шелками и парчой. Тайдула чуть ниже, но тоже на роскошном, украшенном бирюзою возвышении. Ниже и по сторонам царских
Внизу толпились улемы, злобно поглядывавшие на Алексия, а стражи в шатре и вокруг было столько, что показалось – после обычных приемов Джанибековых, – началась война и войско готовится выступить в поход.
Тайдула поглядела на Алексия так, как будто ужаснулась его приходу, а Бердибек сидел, выпрямившись, по временам раздувая ноздри, и глядел поверх голов, словно бы никого не видя.
Алексию позволили сказать всего несколько приветственных слов. Но едва он заикнулся о ярлыках – обычном подарении ханов русской церкви, выступил кади и громко, гневно начал говорить, указывая пальцем на Алексия.
Толмач не сразу нашелся, тем более что кади часть фраз произносил на арабском, и Алексий скорее догадывал, чем понимал, что его, оказывается, обвиняют в чернокнижии и колдовстве, с помощью коего он якобы и излечил Тайдулу а потому предлагают сразиться в споре с Мунзибугой, сыном Моллагавзина слепого, и защитить, если может, себя от обвинения.
С кошмы тотчас поднялся плечистый, не старый еще улем в чалме ученого, гордо глядя на русского митрополита готовый к спору.
Алексий побледнел от гнева и возмущения. Тайдула вдруг подала голос, объявив, что верховный русский поп может отказаться от диспута в этот раз, ежели у него нет с собою священных книг, и уехать к себе домой. Царица явно предлагала ему бегство!
Алексий усмехнул, сдержал себя. С достоинством склонил голову. Громко и ясно ответил, что Бог, который помог ему совершить чудо, всегда с ним и потому он может отвечать на любые вопросы, заданные ему перед лицом царя и царицы.
В тот же миг ему бросилось в очи лицо Станяты, в чем-то остерегавшего его, Алексия, но Алексий уже переступил черту возможного отступления и теперь лишь мысленно вручил себя Господу.
Наступила неловкая тишина. Видно, согласия русского митрополита на диспут не ожидали.
Однако, пошептавшись с улемами, Мунзибуга все же выступил вперед и сперва распростерся ниц перед троном Бердибека, цветисто и высокопарно приветствуя нового хана:
– Хвала и благодарность всевышнему Богу, который одарил страны ислама прекрасной справедливостью и совершенным благородством справедливейшего царя, царя царей, великого и справедливого хакана вселенной, поддержанного Богом победоносного победителя, славы царей прочих народов, повелителя Золотой Орды, страны тюрок, Хорезма, Азербайджана, Аррана, Руссии и прочих стран и народов, покровителя веры, защитника людей, сияния и блеска державы, убежища народа, красы царства, столпа мира и религии, покровителя ислама и мусульман, поражающего врагов и недругов точно молния, тени Аллаха в странах Востока и Запада, великого Бердибека, сына Джанибека, внука Узбека, потомка великого Бату-хана и покорителя вселенной, славного Темучжина, да увеличит Аллах его власть и да умножит могущество! – говорил Мунзибуга, простираясь перед отцеубийцею, не ведающим пока, усидит ли он и вовсе на троне. – Хвала Аллаху, который укрепил трон повелителей Золотой Орды, доставив наследованное и приобретенное царство достойному преемнику, – продолжал свои славословия сын Моллагавзина слепого, – который велел солнцу справедливости и луне правосудия взойти на востоке его страны и владений, который направил в его царственную и державную реку потоки благоденствия и покоя, который заставил весь мир и все страны исполнять, повиноваться и слушаться его приказов и запретов, так что враги царства и недруги государства прячут головы под ворота отступления, а набожные и благочестивые мужи пребывают в безопасности и здравии, двери насилия и тирании забиты для подданных гвоздями правосудия, «куропатка и сокол мирно уживаются в одном гнезде».