Вьетнамский коктейль
Шрифт:
— А я и не профессиональный разведчик, я — диверсант и сапер. Именно потому я здесь и делаю всю вашу грязную работу.
— Интересно, инженер-капитан второго ранга, что вы нашу работу называете грязной, очень интересно, что охота за военными новинками нашего потенциального противника вам кажется грязной.
— Не передергивайте карты, полковник. В КГБ и ГРУ есть специальные отделы, прекрасные спецы, которых вы годами готовите для этой работы, а сюда послали ребят, которые и в армии-то не числятся, и потому вы и пальцем не пошевелите, если с ними что-то случается — это,
— Интересная точка зрения для кадрового военного, думаю, ее будет интересно узнать и в Москве.
— Не пугайте полковник, здесь нам и своего страха хватает, мы не супермены какие-то, а обычные люди в необычных условиях. И ни к кому из моих ребят я не имею претензий — бывает, они ошибаются, но то, что вы сказали о Мочалове, это же верная смерть для него. Вы же знаете, сами, виновен он или нет, а я знаю, что нет, живым вы его из своего ведомства не выпустите. Какой-нибудь несчастный случай, сердечный приступ, внезапный грипп со смертельным исходом… А вот вы оскорбились словом «кликуха», а зря. Мочалова прозвали «ликтором».
— Это что, из греко-римской мифологии?
(Точно, он исторический заканчивал, раз такие слова знает.)
— Нет, все гораздо менее заумно — это просто сокращение слова ликвидатор, он гений в этом деле. У него в башке есть специальный отдел, который выдает такие планы по ликвидации объектов, что у вашего заклятого врага ЦРУ мозгов не хватает, чтобы додуматься до такого. Так что Мочалова я вам не отдам.
— Тогда я вынужден буду обратиться в Москву, и вы получите официальный приказ, это вам же дороже обойдется, идем на вашу радиостанцию и свяжемся с Москвой.
(Ого, дело пахнет керосином…)
— К радиостанции я вас подпустить не могу, и передавать ваши запросы не имею права. Здесь у нас свои законы. Выходите на вашего координатора и ведите связь через него. Кстати, а почему бы вам ни поискать этого вашего «соловья» среди ваших людей?
Ведь о точном месте ребят в том рейде знал только он, ребята поменяли место эвакуации всего за два часа перед инцидентом, даже нам они не успели сообщить, а их там уже ждали… Подумайте об этом.
— Как вы смеете сомневаться в наших людях. Вы просто зарываетесь! Координатор — многократно проверенный человек, потомственный, можно сказать, разведчик. Знаете, кто его отец?
— Не знаю и знать не хочу, а на вас, видимо, слишком действует эта фамилия, если вы начали болтать лишнее даже в беседе со мной.
(Браво, Командир, отличный удар в челюсть. Полковник сразу сник)
— Я же знаю, с кем говорю, это между нами, чтобы доказать абсурдность ваших подозрений об утечке информации о ваших последних рейдах из наших источников.
(Так, я, кажется, не захватил кусочек важного разговора. Дело тут уже пахнет не керосином, а хорошенькой бомбой килотонн на двадцать и Москва срочно ищет козла отпущения. Догадываюсь, кто этот козел. Это я.)
— А откуда у вашего Мочалова такая точная информация обо мне? Вы что ли ему рассказали?
— Бог с вами, Лев Сергеевич,
— Но он же меня видел всего несколько минут. Да еще с похмелья.
— Ему хватило, а остальное — результат элементарной дедукции, как у Шерлока Холмса. (Слава Богу, про Холмса полкан слыхал, и Командиру не пришлось объяснять, что Шерлок не работает на ЦРУ)
— Короче говоря, ваш Мочалов мне весьма подозрителен. Все его рапорты и остальное поведение требуют серьезной проверки.
— Вот и проверяйте по своим каналам, здесь у вас людей, как сельдей в бочке, ищите да обрящете.
— Хорошо, мы будем искать, но до получения приказа из Москвы, а я думаю, дня через два его получу, Мочалов должен быть под наблюдением — никаких отпусков в Ханой, никаких прогулок за территорией объекта. Отстранить от участия в будущей операции «Сайгон».
(Ну, молодцы, даже название успели придумать. Очень оригинальное и жутко закодированное — ни за что не догадаешься, о чем речь!)
— Это невозможно, весь план разработан им и он единственный из ребят, кто побывал там и знает обстановку лично, а не по рассказам и планам. Он же ликвидатор — ему все равно, каков объект: крыса или железнодорожный мост и он сделает все так, что ни у крысы, ни у моста не будет ни единого шанса уцелеть.
— Вот меня и пугает, как здорово он у вас работает, а в Сайгоне пепельницы в отелях ворует, прямо, как в Москве. Сувениров ему, видите ли, захотелось. А если б его прищучил какой-нибудь элементарный полицейский?
— Вы плохо изучили его рапорт, товарищ полковник. Как раз он нашел единственно правильное решение в той ситуации. Он ушел от весьма неприятной встречи с американской военной полицией, а местная полиция не представляла угрозы…
— Это он вам так доложил, а вы всему верите.
— Данные не только из его рапорта, но по объективным сведениям, полученных по трем независимым друг от друга каналам. Между прочим, один из них — ваш.
(Я знал, что нас трижды перепроверяют, но ведь я был там только с одним вьетнамцем из их штаба диверсионных операций, откуда же еще каналы? На этого полкана видно кто-то сильно давит, вот он и мечет икру.)
Коридор у нас был гулкий (бывшая средняя ихняя школа), а наша радиорубка в самом его конце, так что у меня, было, навалом времени, чтобы переключить диапазон в приемнике, вырубить магнитофон и заменить пленку. Колька, кажется, был на взводе, так как последнюю цифру кодового сигнала отстучал неуверенно.
Точно, его слегка пошатывало, и, конечно, несло рисовой сивухой на десять метров в округе.
— Привет бродягам эфира, — начал, было, он, но покачнулся и схватился за маг, намертво прикрученный к стене.
— Ого, тепленький… ты, кажется, кого-то унюхал и зафиксировал. Ну-ка, что там за новенькие секреты у проклятых империалистов.
Рука его неожиданно точным и совершенно трезвым движением повернула ручку прослушивания записи. Из динамика раздал ровный шум чистой ленты. Колькино разочарование было великовато даже для пьяного, и он уставился на меня, не мигая своими серенькими глазками.