Вьется нить
Шрифт:
Когда Яков начинал говорить — у Фиры впоследствии было достаточно времени, чтобы утвердиться в этом наблюдении, — сразу наступала тишина. Так и в тот вечер. Прислушивались-то к нему все, но Фира видела, чувствовала, что он обращается к ней, только к ней. Хотя он сидел на противоположном конце стола и порою головы и спины заслоняли ее от него, взгляд его всюду ее отыскивал и выделял.
Фира в душе поносила себя за несуразное самовнушение. Ничего подобного быть не может. Это она твердила себе в начале вечера. Потом она уже не сомневалась в том, что только так и может быть. С этим человеком, фамилии которого она не знает — все звали
Это замечали все. Все, кроме Виктора. Он бурно веселился, произносил тосты, тянул свою рюмку направо, налево, через стол, беспрестанно чокался с кем попало. Несмотря на то что Виктор сидел к ней вплотную, всячески стараясь, чтобы между ними не оставалось зазора; несмотря на то что ни одно его слово, ни один жест не проходили незамеченными для нее, болезненно отзывались в ней, — все же его здесь будто и не было. Поэтому голос Виктора, вдохнувший ей прямо в ухо: «За наше счастье, дорогая», прозвучал для нее громовым раскатом, прервавшим ее сладкий сон. Она вздрогнула и увидела перед собой круглое лицо с хмельным румянцем на щеках, который только подчеркивал их бледность. А когда она услышала уже произнесенное во весь голос: «Твое здоровье, Фирочка!» — она так растерялась, что не сразу сообразила, почему к ней вдруг потянулось столько рюмок.
Она боялась поднять глаза — а вдруг и рюмка того, кого все зовут Яшей, тянется к ней. А когда она собралась с духом и сквозь праздничный галдеж, сквозь общий нечленораздельный говор, когда уже никто не заботится о том, чтобы его слова дошли до собеседника и сам мало что слышит, взглянула на него, то увидела совершенно иным, чем прежде: отключившись от беспорядочного гула вокруг, он сидел у стола, как на необитаемом острове. Отгороженный собственной тишиной, смущенный, с неуверенной улыбкой на губах, он словно прислушивался к самому себе. Но стоило ему почувствовать взгляд Фиры, лицо его опять оживилось и глаза снова потянулись к ней…
А Фира испытывала мучительное недовольство собой.
К тому, что ее считают красивой, Фира привыкла с самого раннего детства. Ей, однако, никогда не приходило в голову испытывать на ком-нибудь силу своей красоты, даже после того, как она случайно подслушала отзыв о себе соседки по общежитию: «Фира? Ну конечно, собой недурна. Но ей и невдомек, что для того, чтобы нравиться, этого недостаточно. Какая-то она постная…»
В первое мгновение Фира почувствовала досаду, хотя и сознавала, что подруга права. Но как стать не постной, она не знала. И ничего не собиралась предпринимать специально для того, чтобы нравиться.
Однако в тот вечер, в день рождения Ксаны, ее прямо подмывало отшлепать себя по щекам. Если бы она не лезла из кожи вон, чтобы понравиться едва знакомому Яше, они бы так не полыхали. Будто кто ее подменил. Ни одного естественного жеста, все деланно, нарочито, сплошная фальшь. Даже мизинец отставляет, держа рюмку. Моментами ей казалось, что она видит в Яшиных глазах издевку, и она, не щадя себя, придумывала за него примерно такое: «Откуда занесло в Киев эту провинциальную мартышку? Не надоест же ей кривляться все время!»
Впоследствии Яша как-то признался ей, что привлекла она его в тот вечер и раньше еще, днем, когда познакомилась с ним с высоты
Фира удивилась:
— Естественностью? А мне казалось… Я ведь тогда, у Ксаны, весь вечер только и делала, что изощрялась в уловках, чтобы тебе понравиться.
Яша от души рассмеялся:
— Ты? В уловках? Да ты до сих пор им не научилась. Потому ты мне и нравишься.
Из Яшиных слов она тогда извлекла неожиданный урок. Она перестала огорчаться, когда какая-нибудь ее модель разочарованно застывала перед собственным изображением на холсте или на бумаге.
О д и н. Живопись очень интересная. Но ко мне это не имеет отношения.
В т о р о й. Может быть, черты и похожи, но выражение не мое.
Т р е т и й (совсем раздосадованный). Рот такой, будто я все время что-то жую. И нос лепешкой. Мне всегда говорили, что у меня правильные черты лица.
Фиру такие разговоры нисколько не огорчали. Нос может быть и существенным компонентом портрета, и совсем второстепенным. Невинные цветочки на обоях подчас важнее. Это она со временем научилась понимать. И все же не переставала удивляться: — Человек не знает собственного лица. Чтобы утешить модель, она иногда для виду касалась кисточкой тени под носом или блика на лбу.
В тот поздний час, когда Фира под руку с Виктором возвращалась к нему домой, опыт ее по части портретов был еще весьма невелик. Вернее, она сама походила на модель, не знающую своего лица. Рядом с ней был Виктор, которого, как ей тогда казалось или как она старалась внушить себе, она любит. Для того и приехала в Киев, чтобы соединить себя с ним на вечные времена.
Подойдя к дому, Виктор долго и тщетно шарил в карманах. Он забыл вложить в один из них ключ от входной двери. Что было делать — пришлось постучаться в темное окошко хозяйкиной комнаты. Они слышали, как в доме что-то проскрипело, прогрохотало — на кухне зажегся свет. Хозяйка, заспанная и растрепанная, открыла им. И все же в ее примятом подушкой лице — правая щека вся в морщинах — бодрствовало старушечье любопытство к тому, чем обычно кончается — со свадебным ужином или без такового — всякая любовная игра.
Возможно, что, если бы хозяйка была не столь любезна, если бы она ворчала, возмущалась, Фира смирилась бы с тем, что ей предстояло и к чему она внутренне была готова, когда собиралась в Киев. И жизнь ее покатилась бы по заботливо утоптанной колее. Но именно от благодушия по-кошачьи облизывающейся хозяйки Фиру будто током ударило, и она бросилась к ней, как утопающий, хватающийся за соломинку:
— Можно у вас переночевать одну ночь?
Любопытство вмиг исчезло с лица хозяйки, словно вытерли запотевшее стекло.
— Конечно, можно, — торопливо, будто опасаясь, что Фира передумает, кивнула хозяйка и посмотрела на нее с многозначительной усмешкой, видимо, долженствующей означать: «Мы, женщины, понимаем друг друга…» И добавила: — Поцелуйтесь на прощание, я отвернусь.
Фира, не глядя, коснулась губами щеки Виктора, а он в ответ чмокнул ее куда-то между глазом и носом. Так они в ту ночь и расстались.
Войдя с девушкой в свою комнату, хозяйка изъявила Фире свое одобрение:
— Так и надо. Умница. Витя чудесный парень, что и говорить. Не одна девушка польстилась бы на такого мужа. И все-таки не лишнее, пока суд да дело, сбегать в загс. Молодого жеребца надо прежде всего стреножить.