Ветвь Долгорукого
Шрифт:
– Сколько? – спросил Матан.
Адинай призадумался, щуря глаза на Олексу: как бы не прошибить, а извлечь выгоду, прибыль. И назвал цену. Услышав ее, ростовщик поморщился – какая мелочь! Ударили по рукам, и Олекса вышел из дома личной вещью Яэль, ее рабом. Но это не было свободой. И он, отказавшись от ужина, ушел в свой сарай и упал лицом на постель: что-то теперь будет? Ехал в Рамаллу удовлетворенный ростовщик: сватовство завершилось вполне благополучно, Яэль сказала свое сокровенное – «да», но тем не менее Матан время от времени почесывал затылок: почему ей понадобился именно этот раб? Молодой? Так у него во дворе есть и помоложе! Нет, если его, этого раба из какой-то Руси, помыть, одеть… У Матана
– Ишь ты, какой красавчик! – громко сказал самому себе удрученный Матан и погрозил кулаком в спину слуги, который правил повозкой. Тот даже почувствовал эту угрозу и, оглянувшись, с недоумением посмотрел на хозяина: «Какой я красавчик, – пожал плечами слуга, крепко держа в руках вожжи, – меня даже хромая Эстер не подпускает к себе… Видать, мой маар здорово перегрузился хмельным, если до сих пор доказывает своей Яэль, что он еще… Ого-го!»
Петухи еще не пропели свою третью побудку, велись такие горластые певцы и в этом поселке, когда Ян вошел в сарай и разбудил Олексу.
– Вставай, – потряс он его за плечо.
– А что, уже утро? – Сидя на кровати, Олекса кулаками протирал глаза и не понимал, почему, если уже утро, в сарае так темно, и он ничего не видит?
– Да нет, до утра еще далеко, – сказал Ян. – Нам надо торопиться…
И он рассказал Олексе о том, что в жизни его произошла большая перемена. Яэль, глубоко уважая отца и не отвергая его советы, согласилась все-таки выйти замуж за ростовщика, однако настояла на том, что она выкупленного для нее раба Олексу отпускает с миром.
– Просто так?! – воскликнул Адинай.
– Просто так, – кратко и спокойно ответила дочь.
– Так ты никогда не разбогатеешь, Яэль, – укоризненно покачал головой Адинай.
– Он идет в Иерусалим помолиться за мать и отца, а сельджуки в раба его превращают… Сделаем богоугодное дело, отец! Яхве это обязательно зачтет, Бог ведь для всех один…
Адинай посопел, поскреб всей пятерней под бородой и как-то нетвердо и неуверенно сказал:
– Ладно, утром посмотрим…
Эта его нетвердость вызвала подозрение у Яэль. Она тайно встретилась с Яном и, зная, что он собрался уходить из поселка, предложила взять с собой Олексу.
– Ты дорогу в Иерусалим знаешь хорошо, отведи его в Святой город, – и предупредила: – Рамаллу обойдите стороной… От греха подальше… А я за вас помолюсь… И ты меня прости, Ян…
Олекса в темноте быстро сбрасывал с себя одежду пастуха, на ощупь доставал из сумки и надевал свое – рубаху, штаны и, главное, в темноте ловко попадал ногами в башмаки. Каждый вечер, возвратясь с пастбища, в сарае он доставал из-под кровати заветную сумку и ощупывал ее – лежат ли в ней башмаки? И только убедившись, что они целы, ложился спать. Целы башмаки, стало быть, в сохранности и деньги, что надежно спрятаны в подошвах.
Во дворе Олексу обдало прохладцей. И небо было над ним знакомое, но какое-то странное: стожары, словно серебристый шар, висели почти над головой и от мерцания казались живыми, ковш перевернутый почти вниз, а там, где должна была быть заря, невысоко над горизонтом ярко блестела звезда. «Как в Библии звезда над Назаретом», – подумал Олекса. – та привела волхвов к новорожденному Иисусу, а куда приведет эта звезда меня?»
– Идем, – толкнул Ян Олексу в бок. – Ты хоть взял… У тебя есть талит [81] ?
81
Талит – верхняя
– Нет, – покрутил головой Олекса, – эта тряпка осталась в сарае, да и старая уже…
Они вышли со двора, Олекса оглянулся назад, на темные окна дома.
– Яэль не выйдет нас лаверэх [82] в дорогу, – угадав, о чем думает Олекса, объяснил Ян. – Она так сказала… Поцеловала меня и…
– Да?! – тихо воскликнул Олекса.
– Да, – неохотно ответил Ян. – В щеку… Ну, всего лишь как друга…
Пес некоторое время еще бежал за ними.
– Иди домой, – обернулся к нему Ян, – что тебе с нами делать. – Пес остановился и как-то жалобно, протяжно заныл, словно понимал, что прощается с друзьями навсегда. – Не плачь, дурачок, – почесал пса за ухом Ян, – дома тебе будет лучше…
82
Лаверэх – благословлять (евр.).
Туман тонким, легким полотном расстилался вокруг, закрывал дорогу, но Ян знал, куда идти. Шли молча. И лишь на рассвете Ян сказал:
– Если в Иерусалиме не найду сторонников Раби Моше бен Майона, пойду в Египет, буду искать его там…
Солнце было уже высоко, когда путники увидели Иерусалим. И оба, каждый по своему, помолились. Чем ближе к городу, тем больше попадалось людей. Одни что-то несли на плачах, другие везли на спинах осликов, третьи сами, вместо коней, тащили двухколесные тачки, доверху нагруженные скарбом. Большими и малыми группами шли паломники. Их сразу можно было определить по усталому, измученному дальней дорогой виду. Иногда Олексе хотелось примкнуть к какой-нибудь группе. Он даже приближался, но всякий раз слышал разговоры на незнакомых языках, и это его отпугивало. «И одного меня приведет дорога к Гробу Господнему», – думал он, глядя вслед каким-нибудь странникам.
Встречались и вооруженные до зубов отряды. Олекса понимал, что это воины-охранники, и если они есть, то сельджукам места здесь не будет. И это его уже радовало, ибо участь раба его, как и Яна, не устраивала, хотя Ян не с восторгом принимал вооруженных людей. Для него они были ненавистными покорителями родной земли, родного народа.
Глава 5
Иерусалим поразил Олексу, прежде всего, разноголосицей. Настоящее вавилонское сплетение языков. Но если строители библейской башни, не зная других языков, кроме своего, не поняли друга и разбежались, то здесь все знали одно великое слово «Христос», которое всех объединяло, сплачивало и вело к единому храму. Тут были и евреи, и арабы, и египтяне, и латиняне, и греки: белые, желтые, смуглые и черные как смоль. Олекса даже остановился, разинув рот при виде совершенно черных людей. Ну, в пыли или в грязи – можно вымыть, а тут чернота, как новенькие блестящие сапоги. «Если Бог создал людей, – стал он размышлять, – то почему всех разукрасил в разные цвета? Или у него одной краски для всех не хватило? Чудеса, да и только…»
– Это нубийцы, из Африки, хорошие воины! – заметил Ян, ведя Олексу по улицам и улочкам, под какие-то каменные арки, мимо статуй, мимо развалин. – Запомни, паломник из Киева…
– Из Новгорода-Северского, – поправил Олекса.
– Неважно, ведь все равно из Руси… Мы прошли с тобой ворота Дамасские, самые древние ворота, возведенные еще царем Иродом, Сионские ворота, их еще называют воротами Давида. А эта арка – самые многолюдные ворота Яффские, от них дорога идет в Яффу – в портовый город… Всего восемь ворот… Ну, словом, сам все узнаешь, – закончил свой рассказ Ян.