Ветвь оливы
Шрифт:
— Сатурн, — проговорила она, не открывая глаз. — Ваш покровитель в зодиаке. И покровитель мрачный, он сливается с Хроносом, всепоглощающим временем, пожирающим своих детей. Знак его — серп или коса. Это коса смерти. Имена Сатурн и Сатана — не слишком ли созвучны?
— Я знаю, что он правил Золотым веком, мадам. Когда люди, по преданию, были счастливы.
— Равны и счастливы, — подчеркнула она. — И в этом равенстве есть знак анархии и разрушения. Ведь смерть уравнивает всех.
— Если есть рай и ад, то смерть не для всех одно и то же, — сказал я, и королева
— Чей храм всегда закрыт в дни мира, — заметила она. — И этот бог — двулик.
— Для мира и войны. Для друзей и для врагов. Ведь у каждой вещи есть две стороны.
— Когда говорят об обоюдоостром оружии, это призыв к осторожности, — сказала королева.
— Вы правы, мадам. Именно потому, то, что делает меня сильным, делает меня слабым.
Она пристально посмотрела на меня, и похоже, мы друг друга поняли. Она поняла, что я осознаю свою уязвимость, это ей понравилось и это ее успокоило.
Она отодвинула в сторону книги и свитки и поставила на свободное место две небольших шкатулки из полированного черного дерева, инкрустированные перламутром и слоновой костью.
— Не смотрите, — велела она. — Закройте глаза, протяните руку, и выньте из шкатулки наугад один из камней. Потом взгляните на него и скажите мне, что это.
Я сделал, как она просила, потом открыл глаза, и мы вместе посмотрели на камень, вспыхнувший в полумраке малиновым светом.
— Рубин.
— Камень огня, войны и победы. И власти, — прибавила она полувопросительно и почти подозрительно. — Второй?
Я повторил маневр. В моей руке оказался гладкий темный камешек, отливающий металлическим блеском.
— Кровавик.
— Камень магов, — протянула она не то чтобы недружелюбно, но едва ли ее голос мне понравился. — Которым вычерчивают заклинания и круги — ловушки для демонов. Можете ли вы прочесть «Отче наш», виконт?
Вряд ли стоило отвечать: «да хоть задом-наперед»…
— Разумеется, — слегка улыбнулся я, в ответ на ее наполовину наигранную иронию. — Разве вам не говорили, мадам, что когда швейцарцы герцога Гиза атаковали хранителей, я читал эту молитву во весь голос, пробивая бреши в рядах врага? — И не дожидаясь, пока она повторит свою просьбу, спокойно прочел молитву, держа камень в руке — она не вычерчивала им ловушки, но если это для нее что-то значит…
— Хорошо. — Она выдержала паузу, которая, быть может, должна была подействовать мне на нервы. — И наконец, третий?
— Агат, — сказал я, вынув полосатый камешек.
Королева забрала у меня камешек и поднесла его ближе к свету.
— Сардоникс, — сказала она мягко и удовлетворенно. — Это хорошо, — и посмотрела на меня с одобрением, будто этот камень говорил обо мне больше или лучше чем предыдущие и вся история моей жизни. — Талисман верности и защиты от злых чар. Sardius, — назвала она его на латыни, — и с вашим именем созвучно…
Все три камня она отложила в сторонку, маленькой кучкой, и придвинула к себе меньшую шкатулку. В ней оказалась колода гадальных
— Что ж, первая карта означает начало, — изрекла королева и, перевернув ее, красноречиво приподняла бровь. Это был «Дьявол». Весьма изящная гравюра, в стиле, напоминающем Дюрера. Кажется, везение мне изменило? — «Это знак фатальности, замечаемой в жизни некоторых лиц как извержение вулкана, уничтожающее высших и низших, сильных и слабых, сведущих и невежд — в равенстве сокрушения», — назидательно произнесла она цитату, приписываемую Гермесу Трисмегисту.
Второй картой открылась двойка треф. Королева улыбнулась:
— Двойка палиц означает неожиданное благотворное вмешательство. Принято говорить — божественное. Надеюсь, Бог на нашей стороне.
«Всего лишь двойка, — подумал я критически, — ну и мелюзга…»
Она открыла третью карту, которая называлась «Луна».
— Это то, с чем придется столкнуться. «Луна» предвещает сильных тайных врагов. — Может быть, даже буквально с Луны, — мысленно предположил я. Королева привела еще одну цитату из трудов знаменитого алхимика: — «Помни, сын Земли, что тот, кто дерзко относится к неведомому, близок к гибели!»
Судя по всему, это было личным мне наставлением. Хотя как раз с неведомым мы дела уже не имели.
Королева помедлила, глядя на последнюю карту.
— Откройте последнюю карту сами. Она скажет нам, чем все кончится.
Я перевернул карту, и она, гладкая как пластинка из слоновой кости, выскользнула у меня из пальцев и легла на стол с отчетливым негромким щелчком. Я едва подавил желание рассмеяться — конечно, именно этим все всегда и кончается, — ну не подло ли такое со стороны карт?! И над кем это они вздумали подшутить, надо мной или над королевой?
— А вот и Хронос! — не удержавшись, сказал я.
На последней карте красовалась «Смерть» — как водится, усмехающаяся во все зубы, с косой и со скошенными головами под костлявыми ногами.
Королева бросила на меня такой быстрый взгляд, будто выстрелила им. Но увидев, что я улыбаюсь, будто задумалась, она явно ожидала, что я испугаюсь.
— Это не всегда дурное предзнаменование, — медленно проговорила она, будто хотела убедить в этом себя. Это была правда. Но уверен, она не отказалась бы от чего-нибудь более определенно обнадеживающего.
— Я знаю, мадам. «Символ уничтожения и вечного возрождения всех форм сущего в царстве времени», — процитировал я, продемонстрировав некоторую осведомленность все в том же труде Трисмегиста. — И разве вы не назвали уже Хроноса моим покровителем? Должно быть, в свой час все свершится своим чередом, так, как нужно.
Королева посмотрела на остаток колоды с подозрением, будто под ней могли таиться змеи, и решившись на еще одну попытку, вытащила наугад из середины еще одну карту. Посмотрела на нее, не показывая мне, и испустив тихий вздох то ли облегчения, то ли обреченный, положила на стол. Теперь уже я мог ее увидеть.