Вежливость королев
Шрифт:
— Зачем же вашей королеве понадобились двойники? — резонно спросила Карина. Теперь в роскошном платье она чувствовала себя неуютно: ей казалось, что носит она его с чужого плеча, да к тому же и нестиранное. — Одна не управляется с этим… Ожерельем?
— Нашей королевы больше нет, — холодно произнес герцог.
— Умерла?
— Хуже. Ее Величество изволили бежать вместе со своим любовником и предпочли интересы государства другим… интересам.
Кириена усмехнулась. С такой улыбкой она, помнится, за честь родной Монохроммы выходила на смертельный поединок с воином-убийцей из враждебного клана. И эту улыбку Кириены противник помнил, пока стекленели его глаза и стыло в груди лезвие меча непобедимой женщины.
— Значит, мы должны заменить вам сбежавшую королеву? — с улыбкой непобедимой женщины обратилась Кириена к Главному Советнику,
Но быстро опомнился. Он все-таки здесь главный. И не к лицу ему бледнеть перед женщиной.
За Советника ответил Уильям Магнус Гогейтис, переставший возиться с показом портрета и вернувшийся к столу:
— Вы совершенно правы, сударыня! Вы замените королеву, поскольку этого требуют соображения высокой политики!
— Но королева одна, — подала голос Карина, — а нас двое.
Безголовый Уильям опять повторил свой успокаивающий взмах руками:
— Это мы уладим! Поверьте, вам не придется сожалеть о том, что вы оказались в этом королевстве!
— Посмотрим, — проговорила архелая Кириена и неожиданно принялась поглощать стоявшее перед нею рагу со скеденской синей капустой, запивая нехитрую еду лучшим герцогским вином.
— Так все же поведайте мне, благородная Карина, кто такие клоны?
Вот уже две недели минуло после того, как Карина Свердлова и Кириена Суорд «прибыли» сквозь придуманные Уильямом Магнусом Гогейтисом Окна в вотчину герцога Дюбелье-Рено и смирились с той миссией, которую им уготовили. Впрочем, миссию королевы пока выполняла лишь Кириена. На следующий после памятного ужина день Главный Советник три часа разговаривал с этой дамой приватно, а затем велел немедля снарядить закрытый экипаж с охраною и известить все прогоны до столицы, чтоб держали наготове свежих лошадей для высокородного путешественника. Из этого следовало, что Кириена прониклась уговорами герцога, разобралась также и в политической ситуации и теперь была готова ничтоже сумняшеся взойти на тарсийский престол.
А Карина, «резервная копия», осталась в замке герцога, где десятки вышколенных слуг и камеристок, стоило ей приказать, бросились бы исполнять любую ее прихоть. Но Карине было не до прихотей.
Во-первых, она скучала. По Кириене, к которой успела привыкнуть и в которой ощущала некую защитницу. По маме, и не представляющей, в каком непонятном мире оказалась ее непутевая дочь. Скучала даже по прекрасной и жестокой Москве, по девчонкам из кордебалета, по соленым шуточкам тупого Акбара… Там она хоть кому-то была знакомой и нужной.
А здесь…
Идешь галереей в трапезную, а на стенах висят парадные портреты благородных отпрысков рода Дюбелье-Рено и надменно пялятся на бывшую стриптизершу. Даже противнее, чем пьяные посетители клуба «Парамон»!
Но Карина не сдавалась. Жизнь — она везде жизнь. Даже в герцогском замке.
Карина постепенно научилась ориентироваться в бесконечных переходах и комнатах герцогского замка, преследуя при этом практическую цель: поменьше попадаться на глаза назойливым и любопытным служанкам. Поэтому немудрено, что ее любимым местом уединения стала библиотека. За рядами громоздких темных шкафов, плотно забитых книгами, свитками и непонятными стопками темно-желтой бумаги, Карина обнаружила крохотный закуток возле маленького же, пыльного оконца. В закутке как раз помещались небольшой пятиугольный курительный столик, старая молельная скамеечка (их девушка тайком перетащила в закуток из какой-то очередной кладовой в момент, когда поблизости не было бдительной экономки) и сама Карина. Здесь после обязательных процедур умывания и завтрака она могла спрятаться от всего этого чуждого ей мира и либо читать наугад вытянутый из шкафа том, либо предаваться грустным размышлениям (почему-то все эти дни оптимизм Карины таял, как жир на горячей сковородке) и тихонько плакать.
Хорошо все-таки, что безголовый Гогейтис нашел Карину в ее убежище не тогда, когда она лила слезы, а в момент поглощенности чтением. Карина читала стихи, при этом шевеля губами, как делают дети. Из оконца на ее склоненную голову с заплетенными в простую косу серебристыми волосами падал солнечный луч, и Карина была словно окружена светящимся ореолом…
Счастливым не нужны стихи,Счастливые не пишут писем.И— Не дано… — шепотом повторила Карина и чуть не лишилась чувств, услышав тихое:
— Это мои стихи…
В простенке между шкафами стоял безголовый Гогейтис.
Карина попыталась сунуть книгу на полку, но вместо этого обрушила на пол с дюжину толстенных томов.
— Я такая неловкая! — Она поспешила их поднять.
— Я помогу вам! — кинулся ей на помощь Гогейтис…
И они, как и положено в таких ситуациях, столкнулись лбами.
— Ой! — Карина потерла лоб. — Я и не думала, что у вас там… голова.
Гогейтис тихо рассмеялся. Потом взял ладонь Карины, и девушка почувствовала, как ее запястья касаются невидимые губы.
— Я благодарен вам, сударыня…
— За что?
— Вы читали мои стихи. Их уже давно никто не читает. Даже я сам стал их забывать.
— А мне они нравятся.
— Правда?
С этого незапланированного свидания в библиотеке меж Кариной и Уильямом Магнусом Гогейтисом завязалось нечто вроде приятельских отношений.
И теперь Карине уже не было скучно. В обществе безголового кавалера она гуляла по расцветающему герцогскому парку, любовалась деревьями и цветами, названия которых знал только ее спутник, слушала его рассказы о Континенте Свободы, откуда ему пришлось бежать, о Тарсийском государстве, чья королева поначалу осыпала его милостями, а потом заточила в казематах за теорию Окон.
К вящему изумлению Уильяма, Карина оказалась девицей весьма сообразительной и образованной. Из уст ее так и сыпались фразы вроде: «параллельные миры», «зеркальное искажение реальности», «переход за грань»…
— Где вы учились, госпожа Карина, что постигли такие бездны премудрости? — изумлялся Гогейтис, а Карина отмахивалась:
— Я в детстве много читала фантастики. Там только про это и говорится.
— Фантастики? Что есть фан…
— То же, что и сказки, только иногда сбывается. Вот попала же я в другой мир. Небось какой-нибудь дотошный писатель об этом уже книжку написал…
— Невероятно! Впрочем, я и сам думал об этом…
— О написании книги?
— Нет! О том, что все мы — в разных мирах — так или иначе представляемся искаженными отражениями друг друга!
Карина и Уильям вели этот разговор, стоя на изящном, словно кружевном мостике над неглубоким шумным ручейком. Это было одно из самых красивых и дальних мест парка. Кругом сплошной стеной возвышались заросли колючих, но изумительно красивых и ароматных цветов, напоминающих гибрид орхидей с цинниями. От мостика тянулась гравийная дорожка — к старому гроту из потрескавшегося элристронского мрамора. Возле грота на круглом постаменте стояла мраморная девушка: запрокинув голову, она словно выжимала копну каменных волос каменными же руками. На носу девушки лежал прошлогодний лист. Из-под круглого постамента пробивались острые копьеца молодой ярко-зеленой травы. Воздух пах весной, и от него сладко кружилась голова…