Вход и выход. Антология мистики
Шрифт:
Поначалу чудеса, которые творил мистер Фотерингей, были скромные, пустяковые – ряд фокусов с чашками и прочими предметами домашнего обихода, нечто вроде бесполезных чудес теософов, но, несмотря на их ничтожность, священник, активно помогавший ему, воспринимал их с благоговением. Мистеру Фотерингею очень хотелось поскорее уладить дело с Уинчем, но мистер Мэйдиг все время отвлекал его. После того как они осуществили с дюжину таких простеньких, так сказать, «домашних» чудес, осознание собственной силы у обоих изрядно укрепилось, воображение разыгралось и честолюбие возросло. На первое более серьезное предприятие их сподвиг голод, а также нерадивость
– Как вы думаете, мистер Мэйдиг, – сказал он, – если это не покажется вам дерзостью, я, пожалуй, мог бы…
– Дорогой мистер Фотерингей! Конечно нет! Я вовсе не считаю это дерзостью.
Мистер Фотерингей взмахнул рукой.
– Что мы выберем? – спросил он тоном радушного хозяина и по просьбе мистера Мэйдига материализовал все, что тот перечислил. – А мне, – добавил он, окинув взглядом уже появившиеся блюда, – больше всего по вкусу кружка портера и гренки с сыром. Это я себе и закажу. Я не любитель бургундского.
И стоило ему произнести вслух свое пожелание, как портер и гренки с сыром немедленно оказались на столе.
Они долго сидели за ужином, беседуя как равные – мистер Фотерингей с удивлением и гордостью отметил это, – о чудесах, которые им еще предстоит совершить.
– Между прочим, мистер Мэйдиг, – предложил Фотерингей, – я, если угодно, мог бы помочь вам… в ваших домашних делах.
– Что-то я не совсем понимаю вас, – откликнулся мистер Мэйдиг, наливая себе чудесным образом сотворенного старого бургундского.
Мистер Фотерингей уже приступил ко второй порции гренок, также материализованной из ниоткуда.
– Ну, что касается этой миссис Минчин (чав, чав)… – сказал он с набитым ртом. – Полагаю, я мог бы (чав, чав)… сотворить с ней чудо, заставив ее исправиться…
Мистер Мэйдиг поставил стакан на стол. Лицо его выражало сомнение.
– Она… знаете ли, мистер Фотерингей… очень не любит, когда вмешиваются в ее дела. Кроме того, теперь уже двенадцатый час, и она, наверно, уже легла спать. Не кажется ли вам, что…
Мистер Фотерингей обдумал его доводы.
– А почему бы не сделать это, пока она спит? – предложил он.
Поначалу мистер Мэйдиг противился этой идее, но потом уступил. Мистер Фотерингей отдал необходимые распоряжения, и они продолжили ужинать, хотя уже не так непринужденно. Мистер Мэйдиг заговорил о переменах, которые он надеялся обнаружить на следующий день в своей экономке, с таким оптимизмом, что даже Фотерингей, пребывавший в слегка расслабленном после ужина состоянии, счел его наигранную жизнерадостность немного преувеличенной. Вдруг наверху послышался шум. Они недоуменно переглянулись, и мистер Мэйдиг быстро вышел из комнаты. Мистер Фотерингей слышал, как он позвал свою экономку, а потом, судя по звуку тихих шагов, пошел к ней наверх.
Через пару минут священник вернулся. Походка его была легка, лицо сияло.
– Невероятно! – воскликнул он. – И трогательно! Необычайно трогательно!
Он принялся шагать по ковру перед камином.
– Раскаяние, очень трогательное раскаяние, высказанное сквозь щель в двери! Бедняжка!
– Да, – согласился мистер Фотерингей. – Возможности, похоже, и в самом деле безграничные… Вот только, что касается мистера Уинча…
– Безграничные! – повторил мистер Мэйдиг.
Остановившись посреди ковра у камина и оставив без внимания затруднительную ситуацию с Уинчем, мистер Мэйдиг высказал целый ряд замечательных идей, которые приобретали законченный вид по мере того, как он их озвучивал.
В чем заключалась их суть, для нашей истории не имеет особого значения. Достаточно сказать, что все они были навеяны состоянием полной умиротворенности – той, что обычно называют послеобеденной. Впрочем, проблема Уинча так и осталась нерешенной. Нет надобности рассказывать и о том, какие из идей мистера Мэйдига были осуществлены. Заметим только, что произошли удивительные перемены.
После полуночи мистер Мэйдиг и мистер Фотерингей, не обращая внимания на холод, сновали по рыночной площади при свете луны в каком-то экстазе чудотворства: мистер Мэйдиг – возбужденный и беспрестанно жестикулирующий, мистер Фотерингей – невысокий, взъерошенный и уже не подавленный больше собственным величием. Они направили на путь истинный всех пьяниц в своем избирательном округе, превратили все пиво и другие спиртные напитки в воду (в этом вопросе мистеру Мэйдигу удалось взять верх над мистером Фотерингеем); затем они значительно улучшили железнодорожное сообщение города, осушили Флиндерово болото, улучшили почву на холме Одинокого Дерева и вывели бородавку у викария. А потом принялись обсуждать, как бы отремонтировать поврежденную опору Южного моста.
– Наш город станет завтра неузнаваемым! – задыхаясь, воскликнул мистер Мэйдиг. – Как же все будут удивлены и благодарны нам!
И в этот момент церковные часы пробили три раза.
– Слышите? – спросил мистер Фотерингей. – Уже три часа! Мне пора домой. Я должен быть на службе в восемь. Кроме того, миссис Уимс…
– Да ведь мы только начали, – возразил мистер Мэйдиг, упиваясь сладостью неограниченного могущества. – Только начали! Подумайте, сколько мы сделаем добра! Когда люди проснутся…
– Но… – всего лишь и успел сказать мистер Фотерингей, как вдруг мистер Мэйдиг схватил его за руку. Глаза священника горели, точно у безумного.
– Друг мой! – воскликнул он. – Вам незачем торопиться! Взгляните! – Он указал на луну, стоявшую в зените. – Иисус Навин! [18]
– Иисус Навин? – переспросил мистер Фотерингей.
– Иисус Навин, – повторил Мэйдиг. – Почему бы нет? Остановите ее!
Мистер Фотерингей посмотрел на луну.
– Боюсь, она слишком высоко, – проговорил он после минутного молчания.
18
Иисус Навин, согласно Библии, остановил на небе Солнце и Луну, чтобы противник не смог отступить, воспользовавшись вечерним и ночным мраком: «стой, солнце, над Гаваоном, и луна, над долиною Аиалонскою!» (Нав. 10:12).