Входят трое убийц
Шрифт:
— Хватит! — ворчливо говорил первый голос. — Мы еще поговорим об этом!
— Именно этого я и требую! — резче произнес второй.
Однако когда доцент вышел на лестницу, там стоял только Артур. Задрав голову, он уставился в звездные полчища ночного неба. Заметив Люченса, он рассмеялся сухим, похожим на ржание смехом.
— Вы застали меня, когда я смотрел на звезды, — сказал он, — и наверно, решили, что я рассуждаю, как Наполеон, о котором сегодня вечером мололи столько всякой ерунды: «Я вижу закономерность движения, стало быть, я чувствую законодателя!» Но я вижу только то, что другой знаменитый человек назвал каплями огня и каплями грязи, которые кружат вокруг друг друга и вот-вот друг друга сожрут! Законы! Законодатели! Нет и не может быть разумных законов, пока человек не освободится от всех предрассудков и не создаст законы для самого себя!
— А в чем разница между человеческими предрассудками и человеческими
На лестницу спустились Эбб и Трепка, и все четверо пошли по аллее, ведущей в город. Вокруг звучал оркестр надтреснутых звуков. Это обитавшие в резервуарах лягушки объяснялись друг другу в любви через разлучавшие их водные и цементные преграды.
— Закон разумен, предрассудок неразумен, — ответил Ванлоо.
— А как определить, что закон в самом деле разумен? — упорствовал доцент. — Или это зависит от того, насколько он радикален? Но в таком случае законы, которые устанавливает радикальная Французская Республика, должны быть весьма разумны. Однако, насколько я понял, вы, кажется, делаете все, что можете, чтобы ниспровергнуть их с помощью вашего юного родственника Джона.
Они дошли до окраины города. Показались первые кафе и лавки. Глаза Артура Ванлоо сверкали в ночном свете почти демоническим блеском.
— Если хочешь покорить будущее, надо вести за собой молодежь! — ответил он. — Как сказано: «Пустите детей приходить ко Мне»! [21]
— Эти слова произнесли двое. Второго звали Молох. [22]
Молодой человек с орлиным носом на мгновение взглянул на Люченса с трудно определимым выражением. После чего, не простившись, повернулся на каблуках, открыл дверь маленького кафе и вошел. В освещенное окно скандинавы увидели, как он подошел к стойке и сам положил себе что-то на тарелку. Что? Пирожное. Нет, два, даже три пирожных, все одного сорта. И с этими пирожными Артур пропал из их поля зрения, устроившись где-то в углу.
21
Мр 10:14; Лк 18:16.
22
Возможно, имеется в виду: «кто… даст из детей своих Молоху» (Левит 20:2); «когда он даст из детей своих Молоху» (Левит 20:4). По мифологии, Молоху приносили в жертву детей.
Члены первого скандинавского детективного клуба уставились друг на друга в изумлении, которое не могли, да и не пытались, скрыть.
— Пирожные! — произнес Трепка. — Ему что, мало того, чем его накормили дома?
— Пирожные! — сказал Кристиан Эбб. — Уж не для того ли, чтобы помешать трем другим лакомиться пирожными, бабушка удержала их дома?
— А не пора ли и нам идти по домам? — спросил доцент.
В конце концов это предложение было принято, несмотря на протесты Эбба. В следующий раз имя Артура Ванлоо всплыло в их памяти в совершенно иных обстоятельствах.
Едва пробило девять утра, Женевьева постучала в спальню поэта и сообщила, что на вилле, где он накануне побывал в гостях, произошло большое несчастье. Ночью неожиданно скончался мистер Артур Ванлоо.
Глава четвертая
Второе заседание детективного клуба
1
— Что вы сказали, Женевьева? — воскликнул взлохмаченный Эбб, садясь на постели. — Артур Ванлоо умер? Откуда вы это знаете? И как это случилось?
Женевьева ответила на вопросы Эбба на таком ошеломляющем норвежском диалекте, что поэт вначале почти ничего не понял. Но наконец содержание ее рассказа до него дошло, и уже через несколько секунд он стоял в ванной комнате под душем.
Осеняемый шелестом пальм, рынок Ментоны находится у берега Средиземного моря на границе новой и старой части города. Здесь спозаранку собирается та часть населения, которая торгует мясом, рыбой, фруктами и другими съестными товарами, и сюда же постепенно стекаются отцы и матери семейств, которые делают закупки, долго и энергично торгуясь. Именно там у одного из торговых прилавков встретила Женевьева ту, от которой и узнала потрясающую новость, что называется, из первых рук, — это была помощница повара с виллы Лонгвуд. Женщина была слишком потрясена случившимся, чтобы связно о нем рассказать, но в итоге подробности выглядели так: господин Артур Ванлоо имел обыкновение рано вставать, был matinal. Если он не просыпался сам, слуге приказано было будить его в семь часов. Когда в это утро Кристоф постучал в дверь спальни, ему не ответили. Он открыл дверь, но вначале ничего не заподозрил. Только
Стоя под ледяной струей душа, Эбб глядел в окно на пальму, ветви которой покачивал утренний ветерок.
Двадцать четыре часа тому назад Артур Ванлоо расклеивал на променаде Ментоны кроваво-красные плакаты, считая, что прокладывает дорогу к светлому будущему. Двенадцать часов спустя он обменивался резкими словами со своими двумя братьями и насмехался над мыслью о том, что в мировом порядке существует законотворящая сила. Земля совершила полоборота вокруг математической абстракции, которую зовут земной осью, молчаливые звезды проделали определенный им судьбой путь по небесному своду, и рассвет окрасил опалово-голубым цветом зубцы гор со стороны Италии, а когда солнце поднялось над этими зубцами, от Артура Ванлоо осталось только имя, тень, легенда… Не стало его планов улучшить этот вращающийся мир, не стало его ссор с братьями, бремя и жар жизни навсегда сменились прохладой смертного покоя, «der Tod, das ist die k"uhle Nacht…».
Кристиан Эбб завернул кран душа, наспех оделся, набросал два коротких письма Трепке и Люченсу и приказал Женевьеве вручить их адресатам в собственные руки. Потом взял с вешалки в передней пальто и шляпу и торопливо зашагал по улице. Полчаса спустя он стоял у ворот виллы Лонгвуд.
У ворот не было привратницкой, и охраняли их только две решетчатые металлические створки в стиле ампир, но как и накануне вечером, когда Кристиан вместе с Артуром Ванлоо и своими коллегами покинул виллу, они были распахнуты. Эбб медленно пошел к дому по подъездной дороге. Бесчисленные цветы парка блистали своим роскошным весенним убранством. Пройдя еще несколько шагов, Эбб заметил человека, который беспокойно бродил взад и вперед по боковой аллее, время от времени украдкой поглядывая в сторону виллы. Это был Мартин Ванлоо. Он явно обрадовался Эббу.
— Хелло, Эбб! Чертовски мило с вашей стороны, что вы заглянули к нам… Вы уже, конечно, слышали о печальной новости? Ну да, конечно, в общем-то, печальной, хотя…
— Хотя что?
— Я хочу сказать, что всем нам суждена эта участь. Мы с Артуром были несхожи, как огонь и вода, но это еще не значит, что мы желали друг другу смерти. Но такова жизнь.
И мы увидим, глубока ль могила И что нас ждет: кромешный мрак иль свет?— Простите, Ванлоо, если я касаюсь болезненной темы, но как это произошло? Когда мы расстались вчера вечером в половине одиннадцатого, ваш брат был так же здоров, как и все мы, а семь-восемь часов спустя…
— Он умер! Именно! Странно, очень странно и почему-то внезапно, хотя…
— Хотя всем нам суждена подобная участь. Я это знаю и все же должен признаться: мне кажется, вы слишком легко относитесь к случившемуся, а ведь он все-таки был вашим братом…
Мартин снова бросил взгляд на стоящую на пригорке виллу и сделал глубокий вдох, как человек, собравшийся нырнуть в очень холодную и глубокую воду.
— Послушайте, Эбб, вы — поэт! Вам известна человеческая натура! Чего ради я стану лицемерить перед вами? Разговоры о том, что, мол, de mortuis aut bene aut nihil, [23] и прочее в этом духе — вздор! Вы знаете не хуже меня, что это рудименты времен анимизма. Люди боялись, как бы мертвые не услышали, что о них говорят дурно, и не вздумали являться в виде призраков! Вы заметили, что есть еще одна категория людей, о которых люди боятся отзываться дурно, — это зубные врачи! Приходилось ли вам встречать человека, который утверждал бы, что его стоматолог — не самый лучший в мире? Люди боятся того, что может случиться, когда они в следующий раз окажутся в кресле дантиста. Но я хотел сказать о другом. Конечно, жаль, что Артур — гм — так рано умер. Но когда я подумаю, что, если бы не это, он сейчас продолжал бы разгуливать с банкой клея и рулоном плакатов под мышкой, я не в состоянии воспринять его — гм — кончину как такую уж тяжелую утрату, что мне, конечно, следовало бы! De mortuis, зубные врачи! Когда я в следующий раз увижу нашего друга Люченса, обращу его внимание на эту параллель. Чем не тема для его научной работы? Хелло, это Granny и доктор…
23
О мертвых или хорошо, или ничего (лат.).